Ладно, Единый им судья... Кумай, во всяком случае, покупать себе
жизнь, создавая для врага летательные аппараты тяжелее воздуха (а
именно это и было его ремеслом), почел невозможным: есть вещи,
которых делать нельзя потому, что их делать нельзя. И точка. Побег
из Миндоллуина был очевидной утопией, а иных возможностей вырваться
отсюда он решительно не видел; истощение между тем исправно делало
свое дело – всё чаще накатывала полнейшая апатия. Трудно сказать,
сколько он протянул бы в таком режиме еще – может, неделю, а может,
и все полгода (хотя навряд ли год), однако Мбанга – упокой Единый
его душу – ухитрился напоследок столь замечательно хлопнуть дверью,
что решил заодно и все Кумаевы проблемы – раз и навсегда.
Глава 35
Ближе к вечеру в барак мордорцев, где корчился в сжигающем его
жару инженер второго ранга, заглянул незнакомец: сам сухощавый и
стремительный в движениях, а смуглое лицо уроженца заандуинского
юга отмечено властной решительностью – скорее всего офицер с
умбарского капера, по странному капризу судьбы угодивший в
Миндоллуин, а не на нок-рею боевой галеры королевского флота. Он с
минуту постоял в задумчивости над этим кровавым месивом, по
которому совершенно уже по-хозяйски разгуливали стада жирных мух, и
проворчал, ни к кому особо не обращаясь: «Да, к утру, пожалуй что,
испечется...» Затем он исчез, но спустя полчаса, к немалому
удивлению Кумаевых соседей, появился вновь и принялся за лечение.
Распорядившись попридержать пациента – чтоб тот не дергался, – он
принялся втирать прямо в сочащиеся сукровицей рубцы ядовито-желтую
мазь с резким вяжущим запахом камфары; боль была такая, что разом
выдернула Кумая из зыбкого забытья, и не будь он столь истощен,
черта с два товарищи по бараку удержали бы его в неподвижности.
Однако Пират (так его окрестили пленные) спокойно продолжал делать
свое дело, и спустя буквально какие-то минуты тело раненого
расслабилось, оплывая потом, температура буквально на глазах пошла
на убыль, и тролль камнем погрузился в настоящий сон.
Мазь оказалась поистине волшебной: к утру рубцы не только
подсохли, но и начали отчаянно чесаться – верный признак
заживления. Лишь немногие из них воспалились – ими-то и занялся
вновь появившийся перед утренним разводом Пират. Вполне уже оживший
Кумай хмуро приветствовал своего спасителя: