Сплошная линия укреплений на Чевелгарском перешейке, соединяющем
полуостров с материком, и отличный военный флот (гарантия от
вражеских десантов), делали Умбар совершенно неприступным; тем
удивительнее было то, что на протяжении всей истории его завоевывал
всяк, кому не лень. Вернее сказать – умбарцы каждый раз, не доводя
до греха, признавали над собою протекторат соответствующей
континентальной державы и платили ей отступного, разумно полагая,
что война – даже победоносная – обойдется их торговой республике во
всех смыслах дороже. Их положение можно сравнить с положением
предпринимателя, который без всякого удовольствия, но спокойно
отслюняет рэкетиру за «охрану», загодя закладывая эти деньги в
стоимость своего товара; ему абсолютно наплевать, к какой именно из
преступных группировок принадлежит его «крыша», важно лишь, чтобы
«братва» не затевала автоматной пальбы друг по дружке прямо перед
зеркальными витринами его заведения.
На материке грандиозные сражения сменялись многомесячными
осадами, а прославленные короли (вечно озабоченные тем, чтобы
завоевать новые земли, взамен того, чтобы толково управлять теми,
что у них уже есть) в который уж раз мысленно отрубали голову своим
министрам финансов, взявшим моду обрывать горний полет
стратегической мысли венценосца своим пошло-торгашеским: «Казна
пуста, сир, а жалованье войску не плачено с прошлого сентября!» –
одним словом, жизнь била ключом... Умбарцы же тем временем, сидя за
чевелгарскими укреплениями, знай себе обустраивали свои топкие
острова, соединяя их системой дамб и мостов и прорезая каналами.
Мегаполис, поднявшийся прямо из бирюзовых вод лагуны, по праву
считался прекраснейшим городом Средиземья: денег у местных купцов и
банкиров было несчетно-немерено, так что прославленные архитекторы
и скульпторы вот уже четвертый век кряду трудились тут не покладая
рук.
Последние лет триста Умбар вошел в такую силу, что почел
излишним откупаться данью от кого бы то ни было. Безраздельно
господствуя на морях, он перешел к тактике временных оборонительных
союзов – то с Мордором против Гондора, то с Гондором против
Мордора, то с Кхандом против них обоих. Однако за последний год
ситуация радикально изменилась: Мордор рухнул в небытие – не без
помощи Умбара, предоставившего в решительный момент Арагорну
десантный флот (дабы раз и навсегда избавиться от конкурента по
караванной торговле), Кханд, раздираемый религиозной войной,
утратил всякое влияние на прибрежные области, а с юга надвигалась
новая сила, с которой, похоже, каши не сваришь, – харадримы. В
итоге выбор у республики оказался еще тот – между южными дикарями и
северными варварами. Сенат выбрал последних, надеясь защититься от
харадримского нашествия мечами Арагорна, хотя было ясно как день:
на сей раз платой за союз будет прямая оккупация страны «великим
северным соседом». Так что хватало тут и тех, кто полагал умбарскую
независимость вкупе с гражданскими свободами вполне достойными
того, чтобы положить жизнь, защищая их с оружием в руках.