Барханные пески упирались здесь в закатную окраину обширного –
десятки квадратных миль – хаммада: море, безмолвно катящее
штормовые валы на угрюмый каменистый пляж. Самая большая волна, как
ей и положено, вздымалась над самой кромкою берега – огромная дюна,
протянувшаяся на полмили в обе стороны от горящего у ее подножия
костра. Место для лагеря эльф выбрал с умом: спину прикрывает откос
дюны высотою футов сорок, а перед глазами ровная как стол
поверхность хаммада: двое часовых, отодвинутых вдоль линии подножия
дюны ярдов на двадцать к югу и северу от костра, полностью
перекрывают направления возможного нападения. Правда, с топливом
тут плоховато, но ведь саксаул горит долго и жарко, почти как
уголь; притащил каждый на горбу по десятку полешек в руку толщиной
– невелик труд, и грейся потом целую ночь...
«А это не ловушка? – обожгло вдруг Халаддина. – Мало ли что
Цэрлэг всё вокруг обнюхал... Слишком уж те беспечны. Жечь костер –
это еще ладно, его видно только со стороны хаммада, а там, по идее,
никого быть не должно. Но то, что часовой подходит к огню –
подкинуть дровишек, да и согреться чуток, – это уже полное безумие,
он ведь после этого слепнет минуты на три, не меньше...» Именно во
время такой вот отлучки «южного» дозорного они и подобрались к его
посту шагов на двадцать; тут разведчик оставил их с бароном и
растаял во мраке: ему еще предстояло, обогнув лагерь справа, по
хаммаду, подползти к «северному» часовому. «Нет, – одернул он себя,
– не надо шарахаться от собственной тени. Просто они настолько
отвыкли встречать сопротивление, что почитают охрану стоянки за
проформу. Тем более – последняя ночь в рейде, завтра смена – баня
там, выпивка, всё такое... Опять-таки – получить премиальные по
числу отрезанных оркских ушей... Интересно, детские уши идут по той
же цене или малость подешевле? А ну-ка прекрати! Прекрати
немедленно!! – Он изо всех сил закусил губу, чувствуя, что его
опять начинает трясти, как тогда, в кочевье, когда он увидал
изуродованные трупы. – Ты должен быть абсолютно спокоен – тебе ведь
сейчас стрелять... Расслабься и медитируй... Вот так... Вот
так...»
Он лежал, вжавшись в мерзлый песок, и пристально разглядывал
силуэт дозорного; тот без шлема (это правильно – иначе хрен чего
услышишь), так что стрелять, наверное, лучше в голову. Вот ведь
забавно: стоит себе человек, глядит на звезды, размышляет обо
всяких приятных – в своем роде – вещах и не подозревает, что на
самом деле он уже покойник. «Покойник» тем часом с завистью оглядел
семь фигур, разлегшихся вокруг костра (трое к югу, трое к северу и
один к закату, между огнем и откосом), а затем, воровато
отвернувшись, достал из-за пазухи флягу, глотнул, крякнул и шумно
обтер губы. А-атлично... Ну и бардак... Интересно, как это
понравится его «северному» напарнику? И тут сердце Халаддина дало
перебой и со свистом оборвалось куда-то в пустоту, ибо он понял –