Юноша покрутил в руках вилку.
Серебряная, вместо герба – клеймо фабриканта, который ее изготовил.
Конечно, золото лучше, гораздо лучше… Но оно, к сожалению,
позволено только королям. Да, королям… Либо независимым
владетелям.
«Коим я никаким образом не
являюсь…»
– Якоб, напомни, как меня зовут? –
улыбка скользнула по губам юноши.
– Оливер айн Вимпер, господин, –
поклонился старик.
«Хорошая фамилия. Подходящая. Хорошо
хоть имя прежнее, иначе сколько пришлось бы изображать задумчивого
и рассеянного… мм… скажем поэта. Стихи, которые я писал в юности,
были совсем неплохи…».
– Спасибо, Якоб. Можешь идти.
Роликовая дверь с шорохом закрылась
за вышедшим слугой. Оливер продолжал свой или очень‑очень поздний
ужин или очень‑очень ранний завтрак. Названия для трапезы,
проводимой в час ночи, кажется, так и не придумали.
Бифштекс бесшумно исчезал,
разрезаемый на куски, рядом с фарфоровым блюдом колыхалась в такт
стуку вагонных колес рубиновая жидкость в бокале. Под тонкой
стеклянной ножкой лежал конверт, плотной желтой бумаги. Внутри
находилось письмо.
«…рассмотрев письмо… удовлетворить
просьбу о зачислении… Черной Сотни…».
3
Снег…
Снег…
Снег…
Флегматичный юноша сидел на
деревянной лавке в вагоне третьего класса. Любой, кто дал бы себе
труд задуматься над этим, с легкостью определил бы, что юноша – из
небогатых горожан. Сын купца средней руки, приказчик, слуга в
особняке… Для рабочего он слишком хорошо одет – черный сюртук,
пусть и не из самой дорогой ткани, но хорошо сшит, брюки, вместо
привычных рабочим штанов, аккуратно вычищенные ботинки. Будь же он
дворянином, пусть даже самым захудалым – никогда бы не сел в вагон
третьего класса.
В вагоне было шумно: пассажиры не
стеснялись громко переговариваться друг с другом и даже кричать
приятелю, которого толпа оттеснила к противоположной стене «Хэй,
Вилли, а помнишь тот вечер, когда ты налился пивом в кабаке у
старого Зеппа?». Рабочие, горожане, их жены и дети, служанки и
кухарки, обеспеченные крестьяне – ибо богатые крестьяне встречаются
только в сказках – моряки и солдаты. Простые люди, не отягощенные
условностями и воспитанием. В одном углу убервальдские шахтеры
пустили по кругу «монашку» – толстую бутыль темно‑зеленого стекла с
дрянным вином. В другом два старика‑солдата, возвращавшиеся после
многолетней службы в родные края, громко вспоминали битвы, в
которых они вместе участвовали. В третьем – два горожанина спорили
о том, кто на самом деле правит Шнееландом и под чью дудку пляшет
король Леопольд. Первый ставил на кардинала Траума, второй – на
канцлера Айзеншона. Каждый из спорщиков был готов схватить второго
за грудки, чтобы отстоять точку зрения на предмет, никаким образом
их не касавшийся. Вокруг продолжала кипеть вагонная жизнь.