— Э-э-э, — я
повернулся к Ушакову, но тот ответил мне удивленным взглядом и
развел руками.
Ванька в это
время отодвинулся на кровати к стене, практически завалился на нее,
истово крестясь.
— Спаси,
господи, раба твоего грешного, — бормотал Долгорукий, мне же, глядя
на него очень сильно захотелось подойти и вмазать ему по морде.
Отказывать себе в этом удовольствии я не стал, подошел поближе и
сунул ему кулак в рожу, даже без замаха. Что не говори, а удар у
меня, несмотря на юный возраст, был хорош. Голова Ивана откинулась
назад и стукнулась о стену. Он взвыл, и принялся барахтаться на
кровати, пытаясь принять сидячее положение, но хотя бы перестал
креститься, перемежая крещение с молитвами.
— Аккуратнее,
государь, Петр Алексеевич, — ко мне подскочил Ушаков. — Ну как
можно-то, собственноручно? У нас для мордобития специальные людишки
обучены, а то поранишься еще об эту харю разбойную?
Я смотрел на
него и не знал, плакать мне или смеяться.
— А скажи
мне, Андрей Иванович, ты чему детишек в классах, что на паях с
Минихом открыл, учишь? — я покосился на Ваньку, который наконец-то
сел прямо и теперь насторожено смотрел на меня, словно бы еще не
веря, что я — это я, но уже начав испытывать определенные сомнения
в своем мракобесии.
— Пока что
письму, счету и языкам, государь. Специальные науки начнутся не
ранее следующего года, — он вздохнул. Я его понимаю, мне бы лично
не хотелось своих птенцов на учителей оставлять, тем более, что
рядом этот солдафон Миних обретается, который не знает, что
специальные мордобитные людишки существуют, а предпочитает
самолично рыло чистить. — Ты лучше скажи, государь, где планируешь
столицу оставлять? — хороший вопрос. Очень животрепещущий. Потому
что, я не знаю. Для меня всегда столицей была Москва, но строящийся
Петербург тоже был важен, и что случится, если двор не переедет
туда? Это строительство, на которое было так много брошено, просто
загнется. Сейчас зима, и у меня есть время, чтобы подумать.
Разобраться с более насущными вещами, а потом... не знаю, смотреть
буду. Нужно сначала туда съездить, осмотреться.
— Государь
мой, Петр Алексеевич, это взаправду ты? — хриплый голос Долгорукова
избавил меня от ответа.
— Ну а кто,
коль не я? — я повернулся к Ваньке, который хмурился, разглядывая
меня. — Кого ты увидеть-то хотел, если не меня?