его ко мне. На этом пока-что всё. Иди.
Но камергер помедлил.
– Господин. Коль скоро я ваш управляющий и вашей милостью мне
дано право не стесняться в собственных мыслях и выражениях… – он
потупился. Чуточку изменился в лице. – Дозвольте настаивать, чтобы
вы изменили своему решению и распорядились держать подле этого
человека несколько стражников!..
– Абилейт, – улыбнулся господин Освальд. Улыбнулся той самой
редкой для человека своего положения, возможностей и врагов,
улыбкой – искренней. – Я ценю твою заботу, старина, но это не стоит
твоих переживаний. Если хочешь, разрешаю тебе расположить отряд
стражи с Капитаном во главе, за дверью. Пусть будут готовы
ворваться по первому же моему зову, но не ранее. А теперь иди. Я не
в настроении ждать.
Камергер поклонился в пояс и вышел. Разумеется, он собирался
воспользоваться данным ему правом. Безопасность господина и его
приближённых – превыше всего.
Тем не менее минул почти час, прежде чем последнего гостя
господина Освальда доставили в его кабинет. Дверь отворилась, и в
проёме, окружённый конвоирами, показался человек в чёрном плаще и
чёрной же широкополой шляпе по новой королевской моде. Он был
безоружен, но правая его ладонь привычно висела на поясе, желая
придержать отсутствующие там сейчас ножны. Глаз было не разглядеть.
Из-под полей шляпы выглядывала лишь аккуратно подстриженная седая
бородка.
Конвоиры отсалютовали, – поочерёдно, дабы пленник ни на миг не
оставался без присмотра. Хотя человек в чёрном даже не шелохнулся.
Он решил, что не будет вести себя подобно пленнику. Хотя и играть
роль почтенного гостя он тоже не собирался.
Господин Освальд жестом отпустил конвоиров и те, с поклоном,
удалились. Взгляд камергера блеснул в коридоре за миг до того, как
дверь за ними затворилась.
Воцарилось молчание, нарушаемое лишь мерным потрескиванием
поленьев в камине, да завыванием ветра по ту сторону витражного
стекла. Незнакомец чуть покачнулся на мысках, едва поворотил
голову, сверкнул глазами из-за полей шляпы. Господин Освальд – в
каком-то смысле врагами они могли считаться в той же мере, что и
давнишними приятелями, – восседал в центральном кресле напротив
камина, спиной к пламени. Лет сорока пяти отроду, нынешний хозяин
Беренхаурта считался ещё совсем молодым, даже по меркам новой
аристократии. И не в пример успешным! В кабинете, лишь в мелочах
уступающему королевским гостевым палатам, помимо господина Освальда
расположилась ещё целая прорва народу: несколько детишек, юноша,
две девицы, дюжина лицемерных аристократов от молода до старо со
своими дамами, один старик-учёный, один священник и ещё одна
благовидная матрона. Кого-то он знал, кого-то нет. Ну и ещё трое
летописцев, застывших над кафедрами с достойной восхищения
неподвижностью. Притом, все присутствующие, кроме, разумеется,
летописцев, расположились весьма привольно, что напрямую говорило
не только о неформальности, но и неофициальности данного собрания.
Это был не тот богатый приём, о котором раструбили по всем сторонам
королевства, но уютные домашние посиделки в тесном кругу. Но сам-то
он, доставленный сюда под конвоем, едва ли являлся членом этого
тесного круга.