—Посмотри, что
там. Вроде срок годности только-только истек.
Тамара, взяв
пакет, довольно улыбнулась.
— Ура, у нас
значит теперь и десерт есть.
Покосившись на
меня, она осторожно спросила.
— Ярин, может щей
поешь, а? Только-только сготовила.
Я задумалась,
прислушиваясь к своему организму.
— Ммм… а знаешь
что, — протянула я, стаскивая с ног ботинки. — Пожалуй, что немного и съем.
Спасибо, Тамар.
Соседка
отмахнулась от моей благодарности.
— Ой, нашла за
что благодарить…
Несмотря на все страшилки,
которые рассказывают про столицу и съемные квартиры, у нас с соседками в доме
царил мир. Квартиру мы убирали по графику, никогда не скандалили и даже иногда
устраивали общие застолья. В последний
месяц девчонки вообще отправили меня в декретный отпуск— вычеркнули из очереди
уборки, взяв все общие зоны проживания на себя.
Питались мы,
конечно, раздельно, но без конца друг друга чем-то угощали: девчонки меня
домашними закрутками, которые привозили из дома, или вот щами. Я же приносила безобидную «почти просрочку», которую мы
дружно хомячили за вечерним чаем.
И нет, мой
токсикоз к этим бесплатным сладостям из магазина не имел никакого отношения — я
брала домой только бакалею и только ту, где срок годности едва истек.
Как я уже
сказала, соседок у меня было две: Тамара
— пока ещё не состоявшийся дизайнер (мы в нее все верили), которая временно
работала консультантом в парфюмерном магазине; и Инна, работавшая секретарем в строительной
компании: целеустремленная, любящая все
организовывать, девушка. Она приехала в Москву с четким планом — и
неукоснительно ему действовала. У Инны имелся парень, который учился на
предпоследнем курсе университета МЧС — Юра пока жил в общежитии, а к нам
переселялся на выходные.
В эти моменты
Тамара переходила спать в мою комнату. Это покажется странным, но я этому
только радовалась. За полгода, которые я провела в Москве, эта были уже не первые соседки, с которыми я
делила жилье, но первые, где меня почти все устраивало.
К сожалению, когда снимаешь комнату в
многоквартирной квартире, нельзя ожидать, что твои соседи будут жить одной
платонической любовью; стены в наших
домах тонкие, и как бы люди не старались, звуки все равно будут проникать.
Эти звуки сводили
меня с ума, напоминая о Соболеве. Самое
страшное, что воспоминала я не машину и
ту боль, которую он мне причинил — нет. Я почему-то вспоминала ночной клуб и «вечеринку» своего
мужа. Любые, даже самые тихие и неясные звуки интима, заставляли меня
представлять за стенкой Соболева — и то, что он делал чужими девицами. Это было… неправильно, совершенно нездорово —
но я ничего с этим не могла поделать.