Кстати, а в каком качестве он здесь
оказался? Кто он, собственно говоря? Пленник? Раб?.. Между прочим,
последнее предположение очень похоже на правду. Стоило Владу прийти
в себя, как эта кошмарная, дочерна загорелая туземка тут же сунула
ему в руки скребок и чуть ли не пинком погнала на работы. И сама
трудится, как каторжная, — смотреть жутко...
Влад оглянулся. В пологом, оплетённом
ползучей травой склоне чернела прямоугольная яма с бруствером. Из
ямы равномерно летели комки земли. Углубляется... Ну правильно —
здесь же эти... разрегулировавшиеся противопехотные комплексы, чёрт
бы их всех побрал!.. Как они тогда подгадали ему при посадке в
левую дюзу! И всего-то надо было — поставить вовремя пассивные
помехи, распылить металлический порошок... А на грунте они бы его
потеряли из виду: облучай не облучай, корпус-то поглощающий...
Боль в голове заворочалась, словно
устраиваясь поудобнее, и Влад поморщился. Переждав, повернулся к
рыжей скотине, занёс гребень и тут же в задумчивости опустил.
А ведь его уже, наверное,
похоронили... После катапультирования «пташка» сделала, что могла:
утащила за собой металлических пираний, задала им трёпку, после
чего подорвалась. С орбиты это, должно быть, выглядело эффектно. Не
менее эффектно, чем взрыв «пташки-2» полгода назад, с той только
разницей, что Джей даже не успел катапультироваться...
«Так, — спохватился Влад. — А что это
я стою и ничего не делаю? Этак она мне опять жрать не даст...»
Он снова занёс гребень и немедленно
почувствовал неизъяснимое отвращение к этому, на его взгляд,
совершенно бессмысленному занятию. Ну сколько можно вычёсывать
зверюгу? Утром же только вычёсывал! Почему не дать животному
обрасти, как следует, а потом уже...
— Чага! — позвал он в
раздражении.
Земля перестала лететь через
бруствер, и из ямы встала госпожа и повелительница. Тёмное
неподвижное лицо и строгие прозрачно-серые глаза без особых
признаков мысли. Вот ведь идолица, а? Хоть бы вопрос на лице
изобразила! Нет, стоит смотрит...
— Зачем? — проникновенно спросил
Влад, указывая гребнем на вычесанную часть зверя, не слишком,
впрочем, отличавшуюся по шелковистости и струйности от
невычесанной.
Чага смотрела. Казалось, услышанное
проникает в её сознание не прямиком, а по каким-то извилистым,
хитро выточенным канальцам. Наконец тёмные губы шевельнулись. Одни
только губы, лицо так и осталось неподвижным.