Так оно и вышло. Чага чистила рыжую
самку и заметила в комке вычесанной шерсти крупинку металла. По
закону шерсть надлежало немедленно сжечь, а тому, кто сжигал,
пройти очищение. Но, то ли уверовав в собственную безнаказанность,
то ли просто машинально, Чага, повторяя преступление, на глазах у
женщин взяла двумя пальцами сверкнувший осколочек и отбросила в
сторону.
И тогда раздался вопль Матери.
Они бежали от Чаги в такой спешке,
будто и вправду верили, что металл поразит преступницу немедля. На
самом деле блистающая смерть могла годами щадить изгнанника, разя
взамен невинных и правых. И в этом был глубокий смысл: указывая
металлу, что ему следует делать, люди могли возгордиться.
Однако справедливость требовала,
чтобы преступник был наказан. Поэтому при встрече с таким
отверженным самого его надлежало убить, а зверя и скарб взять себе
в награду за доброе дело. В том, что дело это именно доброе,
сомнений быть не могло — изгоняли редко и лишь в двух случаях: за
убийство сородича и за прикосновение к металлу.
А узнавали изгнанника просто:
одинокий прячущийся чужак, как правило, молодой и здоровый.
Стариков и калек тоже оставляли в степи, но к ним, конечно,
отношение было иное — всякий понимал, что рано или поздно ему
суждено то же самое...
Чага хорошо помнила, как Стрый и
Натлач захватили молодого чужака, который вместо того, чтобы
достойно умереть в бою, попытался прикинуться калекой — говорил,
что у него одна нога совсем не ходит. Пленника раздели и, осмотрев,
проделали с ним такое, от чего нога мигом пошла. Мужчины сломали
ему пальцы и отдали его женщинам. Те, посмеиваясь, увели бледного,
как кость, изгнанника за холм, а Колченогая обернулась и
крикнула:
— Чага! Ты уже взрослая! Идём с
нами!..
Но Чага тогда побоялась почему-то
последовать за Колченогой, а вечером всё-таки вышла за холм и,
отогнав пятнистых хищников, посмотрела. Трудно уже было сказать,
что с ним сделали женщины, а что — хищники.
Изгнанницу бы отдали мужчинам...
Чага вздрогнула: показалось, что с
вершины холма за ней наблюдает всадник. Это качнул спутанной
жёлто-зелёной макушкой попади-в-меня — невероятно цепкий и живучий
кустарник, растущий, как правило, на самых опасных местах. Металл
терзал его и расшвыривал, но каждая срубленная ветка тут же
запускала в землю корень, и рассеваемый таким образом кустарник
быстро захватывал целые склоны.