Теперь ей часто будут мерещиться
всадники... До самой смерти.
Чага остановилась и, подойдя к
Седому, поправила вьюк так, чтобы он не касался подживающей раны на
горбу. Ведя обоих зверей в поводу (Рыжая заметно хромала),
изгнанница пробиралась длинной неизвестно куда ведущей низинкой и
всё никак не решалась выйти на холм и осмотреться. Оба склона были
уставлены живыми столбиками — зверьки стояли довольно далеко от нор
и безбоязненно провожали Чагу глазами...
И ещё был изгнанник-убийца. Бродяга,
уничтожавший ночами целые семейства. Чага была ребёнком, когда на
охоту за этим таинственным и страшным человеком поднялась вся
степь. Его сбили с седла и изломали где-то чуть ли не у самых
Солончаков. Потом рассказывали, что обе женщины, которых он
когда-то украл и сделал своими жёнами, дрались вместе с ним до
последнего. Странно. Уж их-то бы не тронули...
Чага достала из седельной сумки
кистень и, накинув петлю на запястье, намотала ремень на руку. Если
ей повезёт и первыми на неё наткнутся не мужчины, а женщины с
такими же вот кистенями, то всё решится очень просто. Главное —
вовремя подставить висок. Она вспомнила, какое лицо было у
пленника, когда женщины вели его за холм, и стиснула зубы. Что
угодно, только не это...
Оба склона шевельнулись, и Чага
вскинула голову. Кругом чернели норы. Зверьков не было.
На блёкло-голубое полуденное небо
легла сверкающая царапина. Потом ещё одна. А секунду спустя в
высоте словно лопнула огромная тугая тетива, и неодолимый ужас,
заставляющий судорожно сократиться каждую мышцу, обрушился на Чагу
с севера. Там, за покатым лбом поросшего жёлто-зелёным кустарником
холма, стремительно пробуждалась блистающая смерть.
Думая про опасности, связанные с
людьми, Чага впервые в жизни забыла о том, что на свете есть ещё и
металл.
Хватаясь за колючие, легко рвущиеся
космы кустарника, она выбралась на бугор и задохнулась. Небо на
севере было накрест исчёркано мгновенными сверкающими царапинами, а
тоскливый лишающий сил ужас наваливался теперь с трёх сторон —
такого Чага ещё не чувствовала никогда.
Внизу, закинув красивую горбоносую
морду, истошно затрубил Седой.
Успеют ли они выбраться отсюда?
Раздумывать над этим не следовало и вообще не следовало уже ни над
чем раздумывать. Пока не закрылась брешь на юго-востоке — бежать!..
Правда у Седого ещё не поджила спина, а Рыжая хромает... Но выхода
нет, Седому придётся потерпеть.