За окном цедит мелкий мерзкий дождь, серые тучи клубятся над черепичными крышами, садовыми деревьями и одинокими елками, до самого горизонта в их плотной завесе не видно просвета.По полу, цепляясь мертвыми пальцами за лодыжки, ползают озверевшие сквозняки.Мы с папой завтракаем в сумрачной, тягостно тихой столовой: в ней слишком темно, но никто из нас не встает и не включает свет.Папа первым нарушает молчание: отпивает воду из высокого стакана, прочищает горло и мягко произносит:— Ника... Возможно... Очень скоро меня... нас... будут ждать большие испытания. Но ты как никто умеешь с ними справляться, поэтому я спокоен.— Ты о чем, пап? — недоумеваю, и вилка со звоном падает на фарфор.Ничто не выбивалось за рамки ежедневной рутины: папа проводил инспекции, оперативно реагировал на обращения жителей, часто выезжал в город, охотно давал интервью. К чему же он клонит?..— Ни о чем не волнуйся. — Он опережает мои расспросы. — Просто будь готова какое-то время пожить без меня.— Пап?.. — ною я. — Как это понимать?— Мне пора. Опаздываю на встречу. — Отец отодвигает стул, поднимается и поправляет галстук. Желает хорошего дня и спешит к служебной машине.С тревогой смотрю ему вслед. Что с ним? Что-то стряслось на работе? Или же... проблемы со здоровьем?!Эфир наэлектризован и потрескивает от дурных предчувствий. Теперь я ощущаю кожей: скоро произойдет беда. Я жду ее, и от страха темнеет в глазах.Прибираюсь в столовой, загружаю тарелки в посудомойку, стираю с поверхностей пыль, но все равно не нахожу себе места. Мне необходимо отвлечься...С последней встречи с Хармом прошла неделя, и я окончательно признаю, что нуждаюсь в этом отвратительном существе, ненавидящем меня просто так, за факт существования. Зависимость от него сродни наркотической: только он способен управлять моими мыслями и замыкать их на своей противоречивой персоне, становясь центром мира.От тяжелых дум ненадолго отвлекает грустное лицо Жени на экране ноутбука и подробный отчет о том, как тухло и тоскливо живется в Лондоне.— Вот такая ботва... Как ты там? Бережешь себя?..Стенания брата прерывает Артем: оттесняет того в сторонку и дурашливо скалится в камеру:— Как завещал великий А.С. Пушкин: «Береги честь смолоду». Бережешь, малая?— Берегу... — От двусмысленности его фразы моментально пересыхает горло.Выдавливаю оптимистичную улыбку и пытаюсь договориться с собой: Артем мой жених. Он имеет право включать контроль. И рано или поздно займется этим уже без шуток.Еще час сижу в остывающей ванне и чувствую, как гудят мои вены, перегоняющие литры жидкой, ненасыщенной и прозрачной крови: возможно, отравленной. Вожу пальцем по надписи на животе — единственному доказательству того, что Харм все же существует, что он не сумбурный красивый сон, хотя каждый раз оставляет на память лишь похожее смятение эмоций.И осознание накатывает волной холодного ужаса: с такой отметиной на теле я никогда не решусь переспать с собственным женихом. Потому что не смогу объяснить, как допустила ее появление.***Накануне рейс Лондон — Москва благополучно приземлился в Домодедово, а в эти минуты фирменный поезд из столицы замедляется у перрона родного вокзала.Покидаю заднее сиденье тачки, принадлежащей будущему свекру, заверяю водителя, что скоро вернусь, и, глубоко вздохнув, шагаю к перрону.В дверях вагона показывается Артем, и его порядком подзабытый образ мгновенно обретает четкость: холеное лицо, стильная стрижка, умопомрачительные шмотки. Он спрыгивает на асфальт, разводит в стороны руки, и я ныряю в его объятия.Как ни странно, мне нравятся уют и спокойствие, которое они дарят.— Малая, как ты выросла за лето! — восклицает Артем, наконец отстранившись. — Я начал задумываться, а не перевести ли наши отношения на новый уровень?Широко улыбаюсь, чтобы не показать, насколько сильно его тупая шутка пугает.В неполные двадцать пять Артем уже преподает в университете, имеет ученую степень, владеет модным ночным клубом. У него огромная квартира в элитной многоэтажке, шикарная машина, потрясное чувство юмора, открытая улыбка...Но от одной мысли о сексе с ним начинает мутить.