—
Ну, нет, братец, давай ты уже уймешься, — категорично бросает в трубку
Геннадий, — тебя занесло с самого начала и во всем виноват только ты сам.
Протрезвеешь — сам поймешь. Оставь Ирину в покое. В конце концов, ты уже более
чем достаточно начудил сегодня.
Я
сижу, скрестив руки на груди. Пальцы левой руки вытягивают из-под блузки
цепочку с подвеской, стискивают её. Только поэтому я понимаю, что очень
нервничаю. Как и всегда, когда теряю контроль над ситуацией. Когда этот контроль перехватывает кто-то
другой. Даже на чуть-чуть…
—
Красивый у вас кулон, Ирина, — задумчиво замечает Смальков, и я вздрагиваю,
чуть выныривая из собственных места. Телефон с погасшим дисплеем лежит у него
на колене, под ладонью. Он уже закончил разговор.
—
А, да, спасибо, — растерянно откликаюсь я, пытаясь нашарить только что
проскочившее в голове спасибо, — это память кое о… чем.
—
Не расскажете? — Смальков наклоняется чуть ближе, даже придвигается, вторгаясь
в мое личное пространство.
Совершенно
точно очевидно, что он пытается свести расстояние на нет, так же как и то,
зачем он это делает. Уж больно откровенно он на меня пялится, то и дело
соскальзывая глазами в расстегнутый на три пуговицы ворот блузки.
Нет,
все-таки вредно бегать перед всей фирмой в одних только кружевных трусах. Вон
оно — пожалуйста. Меня пытается соблазнить мужчина, который на меня сроду-то и
не глядел как на женщину. И, скажем честно, меня устраивало то, что он не
глядел. Я предпочитала вообще не заводить знакомств с мужчинами вне Темы,
потому что принимать мои условия взаимодействия согласны далеко не все.
А
без них — меня завести было очень сложно!
—
Нет, пожалуй, это не те откровения, которыми я делюсь легко, — я качаю головой,
— кстати, не обязательно было за меня заступаться.
—
Ну, кто-то же должен, — Геннадий Андреевич смотрит на меня и пожимает плечами,
— тем более, что вам по идее все равно у него в понедельник заявление еще
подписывать.
—
Ну и? Что в этом сверхъестественного? — переспрашиваю я.
—
А ну как не подпишет? — настырно интересуется Геннадий Андреевич. — Он настроен
сейчас очень плохо. Думаю, не откажется починить вам препоны. Может, вам стоит
быть как-то… Поделикатнее?
—
Мне? — повторяю я остолбенело. — Поделикатнее?
Конечно,
кому ж еще, да? Я ж должна все простить и броситься Антончику на шею. Рыдая и
раскаиваясь.