Бить жену Семён не стал, не приняла совесть душегубства. Да и
поп Никанор, отцов потатчик, не велел.
От тоски и непокою зачастил Семён к попу Никанору в бородинскую
церковь. Только там и находил утешение. Под низким куполом смолисто
пахло ладаном и горячим воском. Смирным огнём теплились лампадки
перед потемнелыми, строгого письма образами. Дьячок, вздыхая,
обирал с подсвечников огарки. Семён помогал дьячку, когда случалось
– читал за пономаря, во время службы пел церковным многогласым
пением. Никанор с дьячком у аналоя одну часть службы ведут, а Семён
с дьяконом Иосичкой в боковом притворе своё тянут. Изучил всякую
премудрость: умел петь путевое и демественное, знаменное и
строшное. Обычно миряне службу знают плохо, путаются и порой такое
козлоглаголят, что хоть святых выноси. Потому-то Владимирский
поместный собор велел прихожанам без особой нужды в церкви не петь.
А Никанор Семёну дозволял: память у парня хрустальная, ни
полсловечка не спутает.
Чинно было в церкви: службу поп Никанор вёл с пониманием,
проникновенно, не гундосил, слов не глотал. И по жизни был
задушевным пастырем: никого не судил, разве что журил отечески.
– Твоего греха, Семён, тут нету, родителев грех. За него молись,
и тебя бог простит. И на супругу сердца не держи, она тож раба
подневольная.
А как не держать зла, когда ночами сны приходят искусительные, а
на Фроську глаза бы не глядели: шутка сказать – кровь
помешается.
– Она твоя жена венчаная, значит, на тебе греха нет.
Лот-праведник родных дочерей поял, а праведником остался.
Скажет так, смутит всего, а потом учнёт рассказывать о
непорочном монашьем житии, о пустынниках, столпниках и иных святых
старцах. От таких рассказов душу переворачивает и взыскуешь града
небесного. Премного утешения находил Семён в древних примерах.
Святой Антоний-отшельник в пустыне египетской также плотью искушён
был, а с молитвой превозмог искус.
Семён завёл лествицу, подумывал и вериги надеть для смирения
плоти. На Фроську старался глаз не подымать, как монахам
предписано. Мечтал о безгрешном житье, да просчитался. Игнат
Савельич быстро неладное заметил и меры принял.
Семён во дворе возился, поправлял у телеги порушенный передок,
когда отец во двор вышел, остановился набычившись и недобро
спросил:
– Ты чо кобенишься, Сёмка? Почему с женой не живёшь?