Зато уж когда белый песок начнётся, чистый, словно скалкой
раскатанный, тут уж верблюда за повод хватай и поворачивай обратно,
иначе ждёт неминучая гибель. Зыбь там, топкое место, бахр-эс-сади.
Утянет путника в сухой песок как в трясину, и до самой архангеловой
трубы никто его уже не узрит.
Семён сидел, привалясь к верблюжьему боку, смурно глядел на
урезанный барханом окоём. От верблюда тянуло густым смрадом, но
Семён не отодвигался – принюхался давно, за столько-то лет.
Молельщики бормотали неразборчиво, слитным гудением, словно
пчелиный рой. Семён, не слушая, безотчётно повторял в уме их
молитвы. Любят мусульмане молиться в голос, напоказ: тут и не
хочешь, а все их моления вызубришь. Ох, грехи наши тяжкие! Заступи,
спаси, помилуй и сохрани нас боже твоею благодатию.
Солнце перед закатом мутное, изгоревшее за день, уже не палит
как в полдень, и жар идёт только от нагретого песка. Дышать тяжко,
будто перед грозой. Только дома грозою земля умывается, воздух
свежеет, а здесь от Аллаха такой милости не дождёшься, зря Муса
глотку дерёт.
Рассеянный взгляд отметил вдали какое-то шевеление. Семён
сначала не вник, продолжал думать о своём, но потом встрепенулся,
поднял голову, всматриваясь, испуганно перекрестился. Никак
накаркал: посылает Аллах дождичка – с громом и молниею, да только
без водицы. Край неба почернел, стеной задрался и замер как бы в
неподвижном ожидании. Но тому, кто разбирается, ясно – спокойствия
тут нет, а одно помрачение чувств. Ещё минута и налетит песчаная
метель – самум. Господи, помилуй рабов твоих! Пеняйте правоверные
Аллаху и пророку его Магомету!
Семён вскочил, заставил подняться верблюда.
Куда бежать? Где прятаться? Раз в жизни видел Семён гнев
восточного бога, чудом выжил в прошлый раз и теперь не знал, как
поступать перед лицом жгучей смерти.
Многолетняя привычка повелевала молчать, покуда хозяин
выстаивает молитву, но всё же Семён не выдержал и закричал:
– Буря!
Муса, молитвенно сложивший руки у груди, и ухом не повёл в ответ
на крик раба, но мавла Ибрагим, чернокожий абиссинец, обернулся и
вскочил, нарушив пятничное благолепие.
– О, Аллах!
Семён уже бежал вверх по бархану, стемясь уйти как можно выше.
Там сильнее ветер, и будет труднее дышать, но тех, кто останется в
низине, засыплет песком, когда двинется по ветру недвижная покуда
волна. Верблюд колыхал следом опавшими от недокорма боками. Он тоже
почуял беду, и его не надо было торопить и понукать.