И у меня как раз был один доброволец, который явно не откажется
испытать этот чудо-напиток на себе. Эпимос! И пусть мне не хотелось
травить бедного больного кузнеца, тем более что он и так чрезмерно
много браги хлещет. Но если принести ему один небольшой стаканчик
под видом лекарства, то почему бы и нет? Вдруг сила самовнушения
сработает, и он все-таки встанет на ноги? А если нет, то хоть
подивиться необычной выпивке на закате своих дней…
Немного пожурив себя за то, что уже заранее похоронил отца
Данмара, я толкнул дверь в его комнату, осторожно неся в руках
медную чарку, доверху наполненную невиданной в этом мире огненной
водой. В этом помещении, как и всегда, царил полумрак и тяжелая
духота. Спертый воздух словно бы вставал поперек горла, неприятно
будоража обоняние запахом болезни, застарелого пота, засохшей пищи
и стойкого перегара. Впечатления были такими, будто ты натурально
входишь в обитель безнадежного больного, который доживает последние
дни.
Эпимос лежал на скомканных холщовых простынях, которые не
менялись уже несколько дней, и безучастно смотрел в дощатый
потолок. Глаза его запали, словно углубившиеся под ними мешки
засасывали их, как в трясину, а кожа пожелтела так сильно, что это
становилось заметно даже при таком плохом освещении. В мою сторону
кузнец даже не повернул головы, когда я вошел, оставаясь
безучастным абсолютно ко всему.
– Отец, может я открою окно? – Спросил я, чтобы изобразить
заботу. На самом-то деле мне было абсолютно безразлично, что делал
с собой мужчина, но мне нужно было учиться демонстрировать
окружающим те реакции, которых от меня и ждут.
– Не надо, Данмар. Мне холодно…
Испустив глубокий горестный, но насквозь лживый вздох, я подошел
к кровати отца мальчишки.
– Выпей это, – попросил я, – оно должно помочь.
– Помочь от чего? – Подозрительно взглянул бородач на
металлический сосуд в моей руке.
– От твоей хвори. Мне сказали, что с этим снадобьем легче
заснуть.
– Ты потратил деньги на лекарство для меня? – По лицу кузнеца
стало видно, что внутри него сейчас идет жестокая борьба между
трогательной благодарностью сыну и врожденной прижимистостью.
Все-таки в этом мире монополия на целительство была в руках
лекарей, и все связанное со здоровьем стоило довольно больших
денег.
– Да, – кротко кивнул я, – лишь бы тебе полегчало…