Бульварные романы и прочие окололитературные заметки. - страница 10
Загоскин, поняв, что дело пахнет керосином, подумал, подумал, да и написал сборник повестей, да не каких-то, а мистических. Тут тебе и черти, и привидения, и все такое прочее. И называлась она «Вечера на Хопре».
Ну, плагиата тут не было никакого, думаю, Загоскин просто решил доказать всем, что он не автор одной книги, и кое-что может в других жанрах, вот только Гоголь со своим ироническим подходом к жизни и людям, мимо такого пройти не мог, потому стебанул коллегу по цеху в своей новой пьесе по полной, не жалея.
Отдельно стоит заметить, что при все этом «Юрий Милославский» вошел в золотой фонд российской литературы и благополучно переиздается по сей день. Это на самом деле хороший роман, хоть язык его, конечно, очень тяжеловесен.
Чуть раньше них начал торить дорогу романтического направления Бестужев-Марлинский, человек трепетный и безмерно талантливый, даром что служивший в драгунском полку. Его возвышенные и чуть наивные повести о добрых и чистых героях заставили вздыхать не одну девицу. Мало того – они оказали определенное воздействие и на коллег по цеху, например на тех же Лермонтова и Карамзина, который позже довел этот стиль до идеала, став иконой сентиментализма. Даже Белинский – и тот его хвалил, а это, знаете ли, высшая степень признания. "Неистовый Виссарион" вообще редко про кого-то что-то доброе говорил.
Думаю, Бестужев-Марлинский пошел бы очень далеко как автор, не сунься за братцами в политику. Но, увы, он связался с декабристами, поперся на Сенатскую площадь и предсказуемо получил срок, который должен был отбывать в Якутске. Правда, после ссылку заменили на службу в Кавказских горах, где в то время было неспокойно. Там, в одном горячем деле близ мыса Адлер, этот талантливый автор и сложил свою голову, причем даже непонятно как именно, поскольку тело его после стычки с горцами так и не нашли.
Увы, увы, но время и жизнь неумолимы. Чахотка прибрала Карамзина, сложили свои шальные головы Пушкин и Бестужев-Марлинский, обжорство сгубило Крылова, оставил вдовой молоденькую Нино Чавчавадзе всеобщий любимец Грибоедов, разорванный толпой религиозных фанатиков в Тегеране, а следом за ними покинули этот мир и Жуковский с Гоголем. Прошло совсем немного лет с тех пор, когда все литераторы прекрасно знали и любили (в хорошем смысле) друг друга. Большой и дружной компанией они выпивали, ходили в лавку Смирдина, гуляли по Невскому, и, бывало, даже выбирались за город на корпоративные пикники, где кружили головы провинциальным дурочкам. Это было братство вроде мушкетерского, в котором все были друзьями всем, а если ссоры и случались, то нестрашные, без смертельных обид и дуэлей. И вот – уже ушли последние из первых, те, кто закладывал основы литературного бытия, а их место заняли новые люди, в которых былого пасторального благодушия как не ищи, увы, не сыщешь. Ну, разве что только пьют они как те, первые, а в остальном – земля и небо.