Бульварные романы и прочие окололитературные заметки. - страница 16

Шрифт
Интервал


Но неважно. Вернемся к роману.

Само собой подобный успех в профессиональной литературной среде не мог пройти незамеченным. И если те, кого Крестовский мог назвать своими собратьями по жанровому цеху, за него радовались, то представители противоположной стороны подобных чувств не испытывали.

Свои, мигом оценив перспективность идеи и свежесть подачи мигом принялись окучивать пока еще не слишком засеянную грядку, ну, а оппоненты принялись объяснять обществу, почему это безобразие позорит великую русскую литературу, причем занимались они этим планомерно и постоянно.

Из тех бородачей, что висят на стенках школьных кабинетов литературы, хорошо о Крестовском отозвался только один, а именно – Достоевский. Ну, оно понятно, человек отсидел, ему тема была близка.

А вот Иван Сергеевич Тургенев, например, был сильно недоволен тем, что аудитория не желает читать его душевные излияния о Хоре, Калиныче и Бежином луге, предпочитая им тексты какого-то безвестного мальчишки. Самым мягким высказыванием было: «Совершеннейшая чепуха, кою в руки брать противно». Ему вторили почти все авторы «Современника», которые поняли, что Крестовский пришел не просто так. Он пришел за их аудиторией и их деньгами. И еще – он пришел надолго. А самое жуткое, что за ним скоро пожалуют такие же, и имя им – легион.

Все так и случилось, но об этом в следующий раз.

Ах, да!

Что до Крестовского – у него в жизни после все сложилось хорошо. Он успел жениться на актрисе, повоевать, получить пару наград за храбрость и пяток за выслугу лет, написать книгу по личному заказу Александра Второго, пожить в Туркестане и поработать главредом газеты. А все почему? Потому что в юности успел ухватить за хвост птицу Удачу.

Попутно написал несколько романов-фельетонов, но такого шумного успеха они уже не имели, хоть продавались и неплохо. Хотя, на мой взгляд, название «Кровавый пуф» для романа все же чересчур претенциозно. Даже для романа-фельетона.

Еще стоит упомянуть о том, что уже после смерти Крестовского вокруг «Петербургских трущоб» несколько раз бушевали судебные дрязги, связанные с авторством книги. Дескать, Помяловский, который умер в аккурат за год публикации первой части, и был истинным создателем шедевра, а не только отцом идеи. Особенно сомнительным в этом деле казалось то, что почти никого из тех, кто имел хоть какое-то отношение к роману, в живых уже не было. Да и причина смерти Помяловского (белая горячка) уверенности суду не добавляла.