Солнечные пятна - страница 17

Знаю, нет у меня гордости — но это даже хорошо. Иначе как бы я продержалась, восемь лет гоняя в вещах брата по школе, в то время как остальные девчонки устраивали ежедневное дефиле в новых шмотках? Вот я и натягиваю впопыхах кеды Ви, кричу матери, что выйду ненадолго, хлопаю ветхой фанерной дверью и выбегаю в подъезд. Кровь гудит в ушах, как бушующий океан — даже громкого топота ног по бетонным ступеням не слышу. Выбегаю в душные сумерки, резко торможу, потому что от ужаса темнеет в глазах. Делаю несколько шагов и дергаю Че за рюкзак — тот даже не обратил внимания на тень, метнувшуюся к нему из подъезда.— Привет, Че! — бодро приветствую я, он поворачивается и растерянно скользит по мне взглядом. Его внешности нанесен страшный урон — щека распухла, из ссадины проступает кровь, под глазом пролег яркий синяк. Че включается в реальность и широко улыбается:— Солнце! Я ведь забыл, что ты тоже живешь тут! — Группа шумной молодежи проходит мимо подъездов, Че рефлекторно хватается за козырек бейсболки и низко опускает его на глаза.— Что случилось?! — Я готова закричать, физически чувствуя его боль. — Снова неприятности дома, да?Че вразвалочку направляется к лавке, взбирается на нее с ногами, садится на спинку, а я благодарю Бога, что местные бабушки не видят этого свинства — давно сидят по домам, уткнувшись носами в волшебные телевизионные экраны. Отголоски озорства, что мы однажды учинили с Че, проносятся эхом в душе, радостно улыбаясь, я вслед за ним взбираюсь на лавку.— Этот гребаный урод, — в излюбленной манере «репортажа с места событий» рассказывает Че, — опять гонял ремнем близнецов, а они мелкие, даже для своих восьми лет еще шкеты, понимаешь? Они плакали, прятались, а мать просто сидела в комнате. Я живу с ними только полтора года, но такого насмотрелся, что впору убить его к чертям! А она отсиживается в комнате…Че в сердцах сплевывает под скамейку, привычным неосознанным жестом трет виски и надолго замолкает. Смотрю в темноту подвальных окошек соседней пятиэтажки, на Че взглянуть не могу — боюсь, что чувства, до предела обостренные его присутствием, взорвут меня изнутри. И я повалюсь назад, прямо в выгоревшую траву палисадника.— Тебя опять попросили из дома… — Медленно въезжаю, и Че взвивается:— Когда я не выдерживал и ставил его на место — оказывался виноватым!.. Сегодня же я даже рожу не пытался прикрыть! Потому что мать стояла в дверях. Она все видела! Как думаешь, Солнце, что она на это сказала?Нет, Че, твоя сказка не может быть настолько плохой…До этого момента, спрятавшись за улыбкой, улетев от реальности подальше, я всегда могла отстраниться от ее несправедливости. «Что поделать, — думала я. — Жизнь просто такая. Тупая, жестокая, глупая и бессмысленная». Но сейчас гнев выбивает из легких весь отравленный гарью воздух. Поднимаю голову и смотрю прямо в глаза Че, а в них в свете фонаря мерцает холодная злость.— Тебе сейчас некуда податься, так? — спрашиваю, пытаясь разглядеть за ней темный огонь, что видела на тех злополучных фотографиях.Он утвердительно кивает, и мой мозг срывается в хаотичные поиски выхода.— Гостиница? — предлагаю я.— Какая гостиница, я на мели, даже полугодие в универе еще не оплатил, — усмехается Че и расслабленным жестом указывает на свои раны. — Да и если где-нибудь засвечусь с такой мордой — та еще сенсация будет.— Друзья?— Нет у меня друзей, Солнце.На верхних этажах грохает рама, где-то нестройно поют подвыпившие женщины, комментатор громко ругает футбольного судью в неведомом телевизоре. Я совсем забыла, что рядом со мной сидит местная достопримечательность, недосягаемая мечта, звезда. И вокруг него наверняка вертятся лишь завистники и прихлебатели, но и те, и другие ждут, когда же Че оступится и побольнее упадет. В ужасе отвожу взгляд и охаю:— Че, а как же ты будешь вести эфиры?..— Сейчас гоняют старые выпуски.Летний вечер плавно превращается в густую, черную, словно сажа, непроглядную ночь. Температура едва ли опустилась ниже тридцати, по спине под белой майкой Ви струится пот, сердце заходится и пропускает удары, под фонарем танцуют серые мелкие мотыльки. Че рядом, почти касается татуированным плечом моего худого обгоревшего на солнце плеча, и я уже там, на высоте — кружусь среди мотыльков в девяти метрах над поверхностью горячего асфальта.Но в сонные звуки только что народившегося августа воплем врезается адский тяжеляк входящего вызова.Че смотрит на подсвеченный белым экран — его лицо перекашивает жуткая улыбка — и молча подносит телефон к уху. Скрипучий женский голос отстраненно, как робот, выдает:— Артем, папа тебя простил и велел сейчас же возвращаться.И Че дурным голосом орет в трубку:— Знаешь, что?! Зато я вас ни хрена не простил! Пошли вы!.. — Он прерывает вызов, выключает телефон и бросает его на самое дно рюкзака. Его руки трясутся.Изо всех сил вцепившись в некрашеные сучковатые доски, я втягиваю голову в плечи, сутулюсь и съеживаюсь, а сердце обливается кровью. Я должна ему помочь. Кто, если не я?.. И мой растаявший, словно сливочное масло, мозг наконец выдает блестящее решение.— Че, у тебя есть хоть немного денег? — начинаю осторожно, и он кивает.Медленно слезаю со скамейки, обретаю неустойчивую почву под ногами, растерянно озираюсь, прячу руки в карманы шорт.— Я тебя на пару дней впишу, — решаюсь я. — Но это не здесь, нам придется бежать на ночную электричку.«Скажи: «Да». Согласись. Пожалуйста…» — кусая губы, про себя молюсь я, и Че вешает рюкзак на плечо:— Окей.***