Едва слышно прозвучал женский
голос:
– Иду, иду! – по-лидийски,
напевно.
На сей раз Кадмил не услышал шагов.
То ли жрица ходила босиком, то ли была легка, как лесная нимфа.
– Кого привёл, Гигес? – тот же
голос. Говорит, как поёт. Только кифары не хватает.
– Поганого эллина, госпожа Имеда.
Для очищения.
«Ух, какой гнусавый, – хмыкнул
Кадмил. – Заячья губа у него, что ли? Ладно; главное, что доставил
Акриона к верховной жрице. Если верить Эвнике, Имеда – как раз и
есть Фимения. Пока план работает, как задумано».
– Опять эллина?.. Впрочем, неважно.
Привяжи к алтарю. Я сейчас вернусь.
Это планом не предусматривалось.
«Плохо дело, – занервничал Кадмил. –
Куда она ушла?.. Сейчас уйти должен был как раз этот громила Гигес.
Акрион тогда бы воскликнул: «Фимения, я твой брат!» И всё бы
сложилось, как надо. Но не при Гигесе же кричать. Ещё тревогу
поднимет, чего доброго. Тогда конец обоим: и Акриону, и его
сестрице. Да, влип мой герой».
Амулет исправно передавал сопение и
сдавленные ругательства жреца, пока тот привязывал Акриона. Что-то
шуршало, с треском рвалась ткань. «Раздевает жертву перед
закланием, – догадался Кадмил. – Главное – чтобы Око не тронул.
Хоть бы маскировка не подвела...»
– Готово? – спросила вдруг Фимения,
да так близко, что Кадмил, вздрогнув, едва не свалился с крыши.
– Готово, госпожа Имеда, – пробубнил
Гигес. – Ножик... И чаша... Вот.
– Хорошо. Побудь здесь.
«Смерть и кровь!! Гигес, не слушай
её, выйди вон!»
Защёлкало, высекая искры, огниво.
Кто-то дохнул через сжатые губы, раздувая, верно, огонь в
курильнице. Зажурчала вода. Звякнул металл.
Фимения запела:
О, Артемида, светлейшая из
богинь,
Светоч небес и земли, сиянье
луны и солнца,
Пчел и медведиц владыка, дев
защита святая,
Ты изменяешь судьбы, зло
становится благом.
Пауза. Странное шипение – ши, шши,
шшши... Будто железная змея ползёт по камню.
«Точит нож, – понял Кадмил. – Вот
дерьмо».
В правой руке – справедливость,
в левой руке – доброта,
Лик твой – жизни покой и
благополучие.
Как хорошо молиться тебе, как
прекрасно тебя окликать!
Взгляд твой – сердечная нега,
слово твоё нерушимо!
Снова полилась вода. Легко
представить: Фимения наклоняется над бассейном, наполняет водой
жертвенную чашу, делает шаг к алтарю...
Кадмил чуть слышно застонал. «Давай,
– мысленно воззвал он к Акриону. – Сообрази что-нибудь. Какой-то
знак, уловка, всё, что угодно!»