Кадмил остановился, нерешительно
глядя в светлый проём, откуда тянуло затхлым запахом деревянной
мебели, шерстяных матрасов и ещё чем-то неуловимо знакомым,
вызывавшим смутное беспокойство. Изнутри доносилось шуршание,
негромкий стук, шлепки босых ног по плиткам пола. Кадмил шагнул к
двери, распахнул её и заглянул внутрь.
С тех пор, как он был тут в
последний раз, ничего не изменилось. Всё так же стояли двухъярусные
кровати у стен, всё так же свешивалась с потолка единственная
лампа, так же ютился у окна утлый столик. Сейчас здесь хлопотал раб
– вот почему дверь была не заперта. Раб наводил в нежилом помещении
никому, в общем-то, не нужную чистоту: смахивал пыль, перетряхивал
матрасы. Увидев Кадмила, он бросился на колени и торопливо коснулся
ладонями пола.
Рассеянным жестом Кадмил разрешил
рабу встать. Обвёл взглядом комнату. Да, ничего не изменилось. Даже
свет остался таким же: бледным, чистым и скучным, будто бы
специально созданным для детей, разлучённых с родителями. Именно
сюда жрецы когда-то привели перепуганного, хнычущего мальчика,
названного в честь бога – покровителя торговцев, воров и мореходов.
Семья мальчика вела свой род от древнего племени пеласгов. Того,
кого эллины звали Гермесом, пеласги тысячи лет почитали под именем
Кадмил.
Его семья?
Он не мог вспомнить их имена. Не мог
вспомнить лица. Давно уже забыл. Была, разумеется, мать; был отец,
и ещё, кажется, сестра. Да, точно, сестра. Младшая. Они погибли,
когда пал Коринф, мятежный город, отказавший в повиновении
Аполлону-Миротворцу. Погибли вместе с прочими коринфянами,
раздавленными под обломками зданий, утонувшими в волнах
разбушевавшегося моря. Девяносто тысяч душ в одну ночь.
А он выжил.
И ещё выжили трое мальчишек, которых
поселили здесь вместе с ним. Почему Локсий решил поставить
эксперимент именно над теми, кто спасся от его гнева? Хотел ли он
искупить вину перед детьми, которых осиротил? Вряд ли; скорей
всего, мальчики попросту попались под руку, когда он решил
проверить, возможно ли даровать божественные силы людям
новоосвоенного мира. Эксперимент удался, все четверо стали богами –
правда, слабыми, скорее даже, полубогами, как легендарные Орфей или
Ясон. Локсий не собирался плодить себе конкурентов.
Они не успели подружиться: дни
маленьких богов были заполнены болью, страхом и тоской.
Изнурительные испытания, бесконечные занятия, жестокие тренировки;
скользкие щупальца зондов, острые жала датчиков, равнодушные лица
циферблатов; брезгливые и отчуждённые надзиратели-жрецы. Порой
приходил Локсий, глядел на результаты, спрашивал о чём-то
лаборантов и уходил прочь. Неизвестно, какую участь он готовил для
питомцев.