Какое-то время он пребывал в
блаженном ничто, в блаженном нигде; в том краю, куда каждую ночь
уводит смертных милостивый Гипнос, брат неумолимого Танатоса. Проще
говоря, он спал.
А потом захлопали крылья.
Акрион услышал их не во сне, но из
сна; поначалу не хотелось открывать глаза, однако звук не давал
вернуться в дрёму, будил, тревожил. Акрион разлепил веки и тут же
вскочил, пораженный, тем, что увидел. Он был совершенно уверен, что
не спит, но то, что открылось взору, походило на самый настоящий
кошмар.
Не было больше рощи и луны. Вокруг
струилась мутная туманная хмарь, какая бывает в горах на рассвете
осенней порой. Сизая пелена колыхалась перед глазами, застила
взгляд, проникала в лёгкие, не давала вздохнуть. И в этом мертвящем
тумане, не смолкая, слышались частые хлопки. Акрион сам не знал,
почему был так уверен в природе этого звука, мерного, назойливого,
тревожного. Но сомнений не оставалось: такой шум могли издавать
только огромные крылья. Не птичьи, лёгкие, покрытые упругим
оперением, а кожаные – мерзкие, лоснящиеся, как у летучей мыши, с
ядовитыми когтями по краям.
Шум раздавался со всех сторон.
Акрион озирался, не в силах сойти с места, переступая с ноги на
ногу. Под ступнями хрустели чахлые растения с бледными, точно веки
утопленника, цветами. Туман пах гарью и тленом, и делалось жутко
оттого, что совсем рядом в этой белёсой пелене могло находиться
что-то опасное, смертельное, с кожаными крыльями...
Они появились одновременно.
Три твари, три костистых оборванных
силуэта. Прорвались сквозь туман, прыгнули, разрывая воздух
скрюченными лапами. Акрион отпрянул, едва не упав. Ближайшая тварь
ощерила собачью пасть, раскатисто рыкнула сквозь кривые зелёные
клыки. Вздыбила дырявые крылья, махнула, хлопнула: раздался тот
самый звук, оглушительный, сводящий с ума, и накатила тошнотворная
вонь.
Акрион повернулся, готовый бежать.
Но сзади поджидала вторая гадина, скалилась, поднявшись на задние
лапы, бесстыже вывалив раздвоенный язык. Акрион поскользнулся на
цветочном крошеве, бросился вбок. На его пути возникло третье
чудище. Безволосое, с телом, усыпанным гроздьями чёрных наростов,
оно завизжало, брызжа тухлой слюной, и Акрион зажал уши, чтобы не
лопнул от этого визга череп, не вытекли глаза, не расплавился
мозг...
Дёрнувшись всем телом, открыл
глаза.