– Война погубит Батим, – говорит
она, затягиваясь. – Как они не возьмут в толк? Грёбаное
Содружество. Грёбаная Коалиция. Неужели их не убедить? Даже
Орсилора понимает...
«Кстати, об Орсилоре, – думает он,
поражаясь внезапной догадке. – Вот кто мне подгадил с этой
проклятой алитеей! Ну да, точно. С неё станется разработать такое.
Мало было отхватить всю Лидию – эллинские земли, мои земли! – так
ещё и к островам руки тянет. Не мытьём, так катаньем; решилась,
видно, на диверсию. Вызвать, что ли, её на откровенный разговор
после собрания? Ладно, там видно будет».
– Там видно будет, – произносит он,
выпуская амфору из рук. Амфора катится по иллюзии бархата – сперва
нерешительно, потом всё быстрей и быстрей – и, описав дугу, падает
на пол. Брызги осколков, запах вина и смолы.
Вздрогнув, Хальдер выпускает дым из
узких ноздрей. Локшаа поднимается из-за стола и встаёт рядом с ней;
на две головы выше птицедевы, почти вдвое шире её в плечах.
– Надеюсь, завтра мы всё-таки до
чего-нибудь договоримся... хорошего, – говорит он. – Может быть,
Такорда, Виголья и их дружки в кои-то веки прислушаются к голосу
разума. Умерят амбиции. Иначе всё, что нам останется в результате –
Земля с дикарями-человечками. Наш сырьевой придаток.
Хальдер ёжится. Крылья за спиной
почти не заметны, лишь слабо светятся контуры: размытые, нечёткие.
Совершенные. «Люди, наверное, не видят этой красоты, – думает он. –
Бедные простаки».
– Я пойду, – говорит Хальдер и гасит
сигару о ладонь. На коже, разумеется, не остаётся следов. Та, кто
повелевает огнём, не боится огня.
– До завтра, – говорит Локшаа. Она
дарит ему последнюю улыбку, такую же бледную, как и все предыдущие,
и выходит вон.
«Бедные простаки, – думает он опять,
глядя, как исчезают за дверью призрачные крылья. – Но, несмотря на
свою простоту, они каким-то образом сумели овладеть техникой
блокировки пневмы. Хорошо бы Кадмилу удался его странный,
рискованный план. Способный мальчик, хоть и нелепые его посещают
иногда идеи. Что ж, несмотря на то, чем я его одарил, он всё ещё
слишком человек».
Тут он, наконец, вспоминает о
солдатах, которые всё это время стоят в строю: неподвижно,
безмолвно, усталые и вымотанные после учений. Локшаа тянет руку к
пульту, щёлкает тумблером переговорного устройства.
– Вольно, – разносится над полигоном
его голос. – Разойдись.