– Что мне нужно сделать? – с жаром
спросил Акрион, пропустив мимо ушей «амнезию» и прочие мудрёные
слова.
– Вот это другой разговор, – с
удовлетворением сказал Кадмил. – Пойдем, прогуляемся, по пути всё
объясню.
Он хлопнул Акриона по плечу и
зашагал прочь от ворот. Акрион, чуть замешкавшись, двинулся за
ним.
– О-хэ, парни! – окликнул
со стены стражник. – Куда же вы на ночь глядя?
– Мы поэты, добрый воин! – отозвался
Кадмил. – Поэтам нынче муза положила собраться купно под сребристым
лунным оком и возлияние свершить, обильно жертвы принося.
Стражник недоверчиво крякнул.
– Вечеринка будет в роще, – пояснил
Кадмил, ткнув пальцем в неопределённом направлении. – Козлика
зарежем, винца хлопнем с ребятами. Стихи, танцы, флейтистки,
туда-сюда.
Стражник почесал в голове.
– Поэты, говоришь? Смотрите, гонорею
не схватите, поэты! День-то сегодня вовсе не праздничный, царь
Ликандр помер. А, да чего там, не вечно же по нему убиваться…
Дорога послушно ложилась под ноги,
слюдяные песчинки поблескивали в прощальных солнечных лучах.
– Хочу принести извинения за то, что
утром шарахнул тебя «золотой речью», – произнёс спустя сотню шагов
Кадмил. – Обычно я так с друзьями не поступаю, но ты был просто
невменяемый.
Акрион тупо кивнул. Кадмил
огляделся.
– Осторожность превыше всего, –
буркнул он. – Ну да вроде никто не увязался, никто не слушает... К
делу. Видишь ли, дружище Акрион, есть на свете боги-олимпийцы, и
есть люди. У богов свои дела, у людей – свои, но олимпийцы все-таки
ребята посмышлёней вас, да и опыта побольше, потому как бессмертие
– штука очень долгая. Обычно боги стараются не вмешиваться в дела
людей, ибо с большим пиететом относятся к свободе выбора и воли. То
есть, нам интересно, как вы сами решите действовать. Не в смысле –
что на завтрак съесть, или к какой гетере пойти – а по-настоящему
действовать. Когда решение повлечёт за собой серьёзные и важные
последствия.
Он замолчал, будто ждал какого-то
ответа. Или так только казалось – возможно, Кадмил просто
обдумывал, о чём говорить дальше. Как бы то ни было, Акриону вдруг
стало безумно, до отвращения стыдно. С начала знакомства вестник
богов видел его либо одурманенным магией, либо рыдающим от
отчаяния; да ещё эта глупая вспышка гнева тогда, утром, дома; и вот
теперь он идёт рядом с настоящим живым Гермесом и, словно
агрикос-деревенщина, не может двух слов связать. А ведь он –
афинянин, актёр, служитель Мельпомены, сын знаменитого Киликия!