Горгий, крякнув, подтолкнул Акриона
к выходу. Тот, ошеломлённый, не сопротивлялся. Дал себя вывести из
комнаты, проследовал со стражниками по коридору – но не обратно в
зал, а в другую сторону, в густую темноту, наполненную сквозняками
и шорохом.
Эхо множило звук их шагов, и
казалось, что рядом идёт кто-то ещё.
Потом была лестница, и Горгий
прикрикнул на Менея, чтобы тот запалил, ради Кронида, факел, а то и
убиться на ступенях недолго. Меней отпустил Акриона, принялся
копошиться, пыхтеть, чиркать огнивом. Невидимый во тьме факел никак
не желал загораться. Помянув Тартар, Горгий сам выпустил Акрионово
плечо, отобрал огниво, высек пучок искр, и, наконец, разгорелось
пламя.
Акрион мог бы попытаться сбежать.
Оттолкнуть Горгия, броситься, доверившись памяти, в темноту
коридора. Тотчас проснулось нужное воспоминание: можно метнуться
налево, там недалеко выход во внутренний дворик. Оттуда, если
перепрыгнуть невысокую оградку, попадешь в сад, а через сад недалёк
путь до главного входа. Он часто так делал мальчиком. Бегал по
дворцу за сёстрами, прятался. Пугал, выпрыгивая из укрытия, хохотал
вместе с девочками и снова убегал...
Только сейчас бежать было
нельзя.
Мать его не узнала?
Или не захотела узнать?
Но почему? Если правда всё, о чём
говорил Кадмил; и если Акрион действительно слышал речь Аполлона в
Ликейской роще; и если память не ошиблась, подсказав ту старую
историю с гротом и грозой... нет, нет, ошибки быть не может. Он
узнал мамин голос и больше не забудет. Никогда. Семела – та, кто
его родила и выкормила.
Но что тогда сейчас произошло?
Горгий, воздев факел, повёл Акриона
вниз по ступеням. Лестница закончилась тесным сырым закутом с
замшелой дверью. Горгий, со свистом дыша, просунул в скважину
изогнутый бронзовый ключ, отпер, отворил. За дверью обнаружилась
кладовая: обширный низкий подвал, пахнущий землёй и мышами. Вдоль
стен теснились огромные амфоры с маслом, солью, мёдом, зерном –
надёжно запечатанные смоляными пробками, врытые основаниями в
землю.
Было ещё кое-что. Статуя предка,
царя Пелона. Почти загораживая узкий проход, нелепо выставив руку,
на которой не хватало двух пальцев, Пелон лежал среди амфор вниз
лицом, словно поверженный олимпийцами титан. Рядом чернел массивный
куб постамента с отломками мраморных ног. Кто бы ни приказал
притащить сюда статую, о её сохранности явно не слишком
заботились.