Бакалда
03.03.19
Ибо каким судом судите, таким
будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут
мерить.
Мф. 7:2
Двое брели через пустырь к останкам
кирпичной стены. Тот, что плёлся первым, оступился, ругнулся.
— Слышь, — устало бросил он через
плечо. — Ты дорогу-то выбирай! Нарочно, что ли, по колдобинам
ведёшь?
— Можно подумать, меня ты по
тротуарам вёл! — хмуро огрызнулся второй, поправляя ремень
автомата.
— Да уж во всяком случае не по
ямам…
Добрались до развалин.
— Становись давай… — буркнул тот, что
с автоматом.
Конвоируемый, осторожно переступая
через обломки, подошёл вплотную к исклёванной пулями кирпичной
кладке, привалился спиной. Отдыхал. Второй полез в карман.
— Может, ну его на фиг, это курево? —
без особой надежды в голосе спросил прислонившийся. — В горле уже
першит…
— Да положено вроде... — Второй
достал пачку сигарет, зажигалку.
— Давай и ты тогда, — предложил
первый. — А то что ж я один да один дымлю… как дурак…
Закурили.
— Ну и на хрен тебе это было надо? —
молвил в сердцах конвоир.
Притулившийся у стенки затянулся,
поморщился.
— Мне! — язвительно передразнил он. —
Приказали…
— Приказали ему…
Докурили, огляделись с тоской.
Замусоренный пустырь простирался до горизонта. Кроме кирпичной
руины, возле которой они остановились, ни строения нигде, ни
бугорка. Вместо неба над окрестностями висело тусклое серое
ничто.
— Всё, хорош! — проворчал стоящий у
стены, бросая окурок. — Работай давай…
Второй с отвращением передёрнул
затвор, поднял ствол. Тусклый, словно бы набрякший серым полусветом
воздух был разорван длинной оглушительной очередью. Брызнули
кирпичные осколки. Грудь стоящего зашевелилась, обращаясь в
окровавленные лохмотья, и он повалился мешком на усеянную мусором
землю.
Стрелявший, не глядя на убитого,
присел на снесённый почти до фундамента простенок, вынул
швейцарский нож, откинул пилку, сделал очередную отметку на цевье.
Затем открепил магазин и больше по привычке, чем из любопытства,
убедился, что тот по-прежнему снаряжён под завязку. Извлёк заодно и
пачку. В ней опять-таки насчитывалось ровно двенадцать сигарет. Как
тогда.
Через некоторое время лежащий
шевельнулся. Встал. Обтёр грудь, хотя ни рваных дыр, ни крови на
ней уже не было. Подошёл, сел рядом.
— Больно? — спросил с сочувствием
расстрелявший.
— Да нет, нормально, — нехотя
отозвался тот. — Так. Пыхнуло, обожгло… Вот первые разы — да. Ты ж
тогда к оружию не привык ещё… мазал…