— Что ты хочешь? — Слова сорвались с губ сами, хриплый голос и сухое горло подводили, отчего казалось, будто островитянин сипит, как больной отхелью². Акрам прислушался, очевидно, задумавшись о здоровье выбранного им раба, но потом пожал плечами.
— Хочу, чтобы ты сражался лучше, чем тогда, когда тебя смогли пленить. — Харакаш почувствовал, что губы сами по себе растягиваются в оскал. «Давай, приблизься еще на полшажка, сраный имперский мужеложец, я сверну тебе шею, как тощему куренку!»
Но Акрам не приблизился, наоборот — отошел, вытаскивая из-за кушака набитый монетами кошель. — Золото — Золоту³! С лихвой, за неудобства. — Управитель арены кивнул на кровь, впитывающуюся в доски помоста, и кошель взмыл в воздух, описав дугу и ложась в руки главного работорговца.
— Пусть будет благословлен солнцем твой путь, о щедрейший! Отковать выбранных почтенным господином Акрамом рабов, готовь конвой! — Склонившийся в уважительном поклоне еще мгновение назад торговец уже командовал своими подчиненными, и те сноровисто собирали пленников в новую цепь.
Четверо. Варди, Атли, Рендалфр и Харакаш.
Их сводили с помоста по одному, цепляя в единую связку, длинный хвост цепи закрепили за кольцо на седле Акрамова коня. Четверо мечников и двое арбалетчиков взяли «почтенного господина и его товар» в полукруг, закрывая со спины и имея возможность пресечь не только попытку побега, но и нападение товара, если тот решит взбрыкнуть напоследок.
Оставшиеся на помосте островитяне беззвучно шептали вслед уходящим по пыльной улице будущим гладиаторам одну и ту же фразу: «Назовите наши имена, когда придет час».
«Не все из вас попадут на рудники: кого-то купят крутить жернова на мельнице, кто-то будет собирать с морского дна раковины моллюсков, с цепью на ноге, а кому-то достанется роль еще менее завидная — быть принесенным в жертву местной богине. Но никто из вас не умрет смертью труса. Я назову ваши имена».
Харакаш сжал пальцы в кулаки, чувствуя, как тут же впивается в запястья железо кандалов, и поймал на себе насмешливый и изучающий взгляд Акрама.
«Назову и твое имя, Элак. Когда перережу горло твоему убийце».
Конь перешел на неспешную рысь и цепь дернуло, потянуло с новой силой, отчего прикованной к ней четверке пришлось ускориться. Конвой, с тяжелым вздохом, вынужденно перешел на бег, за что также был награжден насмешливым взглядом от хозяина арены.