Серые плиты безнадежно тонут во влажной земле. Иероглифы
посмертных имен превратились в бессмысленные бороздки. Столбы и
столбики: по колено, по грудь, в человеческий рост. Шершавые и
гладкие, с текстами священных сутр и без. Курильницы для
благовоний. Ограды вокруг могильных пагод: здесь лежат знатные или
особо состоятельные покойники. Фонари: крышки с загнутыми
карнизами, круглые навершия, застарелые следы копоти по краям
окошек. Надгробия в виде чаш. В темной дождевой воде плавают
опавшие листья. Надгробья в виде ваз. Надгробья в виде поставленных
стоймя кусков дикого камня. Он частично обтесан лишь с одной
стороны, чтобы высечь на стёсе имя усопшего.
Стылое уныние скрашивается темной бархатистой зеленью мха. От
него веет живой прохладой. Роняют листву сакуры. Тянутся к облакам
могучие сосны. Почему на кладбищах сосны вырастают настоящими
великанами? Нигде больше таких не видел. Впрочем, я много чего не
видел.
– Кажется, сюда... Да, точно. Нет, не сюда. Вон туда...
– Далеко еще?
– Где-то здесь, Рэйден-сан! Где-то здесь!
– Когда вы посетили кладбище с дознавателем Абэ, вы его быстро
нашли? Место, которое ранее сочли домом этой женщины?
Сакаи виновато отвел взгляд:
– Я его вообще не нашел. Простите, что не сказал вам
сразу...
Ничего удивительного. Я это уже подозревал.
– Найдем! – прервал я его взмахом руки. – Так или иначе, а
найдем. Следуйте за мной!
И поспешил к выходу.
Сакаи кинулся меня догонять, полон дурного предчувствия.
5
«И что же я должен
сделать?»
– ...я ей: далеко еще? А она мне: рядом, добрый господин.
Мы сидели на старой колоде в десяти шагах от ворот. Заплечный
короб я приспособил в качестве стола.
– Я опять: далеко, а? Благодарю, Рэйден-сан!
Он поднял чашку:
– Ну, за ясность мысли!
– За ясность, Сакаи-сан. Кстати, не припомните, у той девушки
были какие-то особые приметы? Про цвет кимоно и темный пояс вы
говорили, я помню.
– С вышивкой! С вышивкой пояс. А приметы...
Лицо Сакаи просияло:
– Вспомнил! Родинка! На щеке.
– На правой или на левой?
– На левой.
– Благодарю вас. Это важная примета.
Сакаи раздулся от гордости.
Сказать по правде, ясность его мысли оставляла желать лучшего.
Мы приканчивали уже второй жбанчик саке. Откуда взяли? Я разве не
говорил вам, что быстро учусь? Секретарь Окада и архивариус Фудо –
люди предусмотрительные. Вот у них и научился. Чтобы развязать
человеку язык, проще угостить его хмельным, чем давить да
выпытывать. Под чарочку-другую, под задушевную беседу сам все
выложит – даже то, о чем говорить и не собирался.