Настоятель Иссэн говорил, что молодые
актеры Кабуки, подвизающиеся на женских ролях, откладывают или даже
скрывают свое совершеннолетие, желая сохранить привлекательность
для зрелых любовников. Случалось, актеры оставались в юношеском
статусе до тридцати лет. Нередко выходило, что «взрослый» нанимал
или подарками склонял к сожительству «мальчика», который был старше
нанимателя. Думаю, такая же история случилась с Кохэку и господином
Имори.
– Чуб, – задумчиво произнес я. – Когда
вы состригли свой чуб, начав брить лоб?
Кохэку не удивился:
– Перед бегством Имори. Сразу после
того, как он опозорил себя насилием. Мне подумалось, что
притворство, желание выглядеть моложе своих лет помешало мне
разглядеть в Имори его истинную порочную сущность. Откуда вам
известно про чуб? Мне казалось, вы не сторонник «мужского
цветения». Тем более что сейчас я в парике, и не видно, есть у меня
чуб или нет.
Я улыбнулся:
– Длинный чуб – детская прическа.
Оставь на голове чуб, дерзкий клок волос вместо бритого лба – и вот
ты живая невинность, вечное дитя!
– Да вы знаток, Рэйден-сан!
– Это не мои слова. Их произнес Иссэн
Содзю, настоятель храма Вакаикуса. Я лишь подслушал сказанное
настоятелем и сейчас повторил для вас. Это легче легкого: прослыть
знатоком, не правда ли? Достаточно вовремя ввернуть пару
слов.
Кохэку рассмеялся, на миг вернув себе
образ женщины – и сразу сбросив его. Я поразился тому, с какой
непринужденностью он менял обличья. В другую одежду, и то
переодеваешься дольше.
– У вас есть еще вопросы, Рэйден-сан?
Беседа с вами – истинное наслаждение, но мне надо
репетировать.
– Когда вы расстались с господином
Имори?
– Вскоре после того, как прошла весть
о его отвратительном поступке. Подвергнуть насилию несчастную
банщицу? Девицу, которая и так вынуждена отдаваться любому за
горсть медяков? Мерзость, низость. Я не мог продолжать наши
отношения, о чем сразу сказал Имори.
– Он пытался вас разубедить? Вернуть
вашу любовь?
– Да. Он трижды приходил в театр. Ждал
меня после спектакля, затевал разговоры. Они были мне неприятны.
Когда Имори понял, что все кончено, что возврата к былому нет, он
оставил меня в покое. Ты последний, заявил он перед
уходом.
– Последний? В смысле?
– Он не объяснил. Думаю, он хотел
сказать, что я последний, от кого он ждал такой непреклонности и
такой жестокости. Это был упрек, Рэйден-сан. Что еще вы хотите
знать?