Для этого заковывали в кандалы попарно. Феде Ульды в напарники
достался Галантерейщик, а Быку – какой-то мужичок вида
полуинтеллигентного. Пашка думал, что и ему достанется кто-то из
вагона, к примеру, студент. Но анархиста сковали с парнем, может,
даже еще более молодым. У того было плохое зрение – на мир он
смотрел через стекла пенсне. Наверное, и оно помогало плохо –
невольный попутчик все время щурился.
- А позвольте узнать ваше имя? – спросил напарник, - Меня вот к
примеру, Рундуковым зовут Станиславом. А вас как?
- Пашка… Оспин.
Неожиданно собеседник еще более оживился:
- Оспин? Тот самый?! Анархическая экспроприация?
Пашка кивнул – было дело…
Рундуков схватил его руку и энергично затряс:
- Очень приятно, очень!
- Чего тут приятного?
- Что я вот так оказался связанным не с уголовщиной, не с
насильником, а с истинным идейным борцом с режимом. Я слышал о вас
много! Читал в газетах! Там писали, что вы – главарь, все сами
спланировали! Остроумное ограбление с помощью пневмопочты.
Обреченные, окруженные со всех сторон, вы продолжали слать
товарищам ценности для продолжения борьбы! А вы кто по взглядам? Я
вот социал-демократ. Большевик!
- Анархист… - напомнил Пашка.
- А простите, подробнее?.. Вы анархо-коммунист или
анархо-синдикалист.
Пашка пожал плечами – так далеко его образование не заходило. От
продолжения разговора спасло то, что арестантов поднимали в
дорогу.
- Это очень даже хорошо, что мы вот так оказались, скованными, -
бормотал большевик. - Глубоко символично! В будущем мы будем
вместе! Сказано же было: нам нечего терять, кроме своих цепей.
Сделав десяток шагов, Пашка понял, что с таким грузом на ногах
не то, что сбежать – идти трудно. Кандалы натирали ноги, звенели.
Закованный в паре скорее мешал, чем наоборот.
Пашка подумал, что долгую дорогу ему не вынести.
Однако прямо за станцией текла река. На ней арестантов ждала
расшива такая старая, что, верно, помнила и бурлаков. Перед ней
стоял маленький колесный пароходик, именуемый в этих краях
«угольком».
Арестанты по сходням поднимались на борт расшивы, затем сходили
в холодные трюмы. Там по щиколотку стояла вода.
- Не потонем – так сгнием заживо, – на правах старшего
возмутился Ульды. – Как ни крути – ульды нам всем.
- А хоть бы и ульды. – согласился стоявший рядом казак. – Никто
о вас плакать не станет. Умер Максим – ну и хер с ним! Положили в
гроб – мать его чтоб!.. Эй, народ православный, шевели мослами!