Сейчас есть яблоко не хотелось. А хотелось узнать уже наконец,
где Настя и что с ней случилось такого, чего не сумело отразить
дальновидное зеркало. Обычно оно вело себя иначе, либо исправно
предъявляя то, что смотревший в него желал увидеть в настоящем,
прошлом или — гораздо реже — в будущем, либо даже и не начиная
ничего показывать.
— Это я его? — мрачно спросил Леха.
Непроизнесенное слово «сломал» повисло в воздухе. Катя не стала
уточнять, что он имел в виду, сразу ответила:
— Нет, дело точно не в тебе. Но в чем, я не знаю, — добавила
она, предупреждая следующий вопрос, и сама спросила: — Ты узнал
место?
— Нет, — покачал головой Леха. – Видел в первый раз. — И
пробормотал смущенно: — Просто сердце вдруг сжалось до боли.
— У тебя так часто бывает? — спросила Катя.
— Мне что, девяносто лет? — возмутился Леха.
— Да при чем здесь это, — Катя махнула рукой. — В общем,
понятно. Нечасто.
— Вообще ни разу не было до сегодняшнего вечера, — уточнил Леха
и тут же спросил с горечью: — Чуда не вышло, значит? Настю нельзя
найти с помощью вот этого всего?
Леха обвел пространство вокруг себя таким широким жестом, что
Катя на секунду испугалась, как бы он не сшиб висящий на
противоположной стене шкафчик. Но этого, разумеется, не случилось —
кухня была все-таки не настолько маленькой.
— Просто будет труднее, чем я думала, — поспешила возразить
Катя.
О том, насколько труднее, и даже страшнее, все может оказаться,
не было ни желания, ни сил рассказывать. Говорить вообще
становилось тяжелее с каждой секундой, так что Катя попросила:
— Дай мне несколько минут. Я передохну, и попробуем еще
кое-что.
Леха не выглядел особо убежденным, но спорить не стал. Катя
закрыла глаза и привалилась спиной к стене. Белка тут же запрыгнула
к ней на руки и начала тереться мордой о подбородок.
Простая тростниковая дудочка — длиной всего сантиметров в
пятнадцать, с семью отверстиями, расположенными через неравные
промежутки друг от друга — выглядела старой и ужасающе хрупкой.
Было похоже, что она готова рассыпаться в труху от первого
прикосновения, если не от чересчур пристального взгляда. А в нее
ведь надо было еще и подуть, причем даже не один раз. Вот так
возьмет и развалится, тогда толку не выйдет, а ценнейшую диковинку
придется смести в совок и выбросить. Или все-таки выдержит? Узнать
это заранее было никак нельзя.