— Ах это.
Ждите, — коннетабль усмехнулся. — Вшкорошти пришлем. Большие Варды!
Я желаю всем вам шпокойствия и процветания! Да хранит ваш Ямеш от
штрашных демонов!
Пока на
Бартлета глядели, как на защитника, сам он глядел на всех вокруг,
как на скот, которым ему суждено повелевать. Отдав приказ
отправляться, он бросил беглый взор на советника Тиддоса, чувствуя
с ним скорую схватку за дар.
Однако не
успели они все покинуть Большие Варды, как земля задрожала от
перестука копыт. На площадь из тумана явились друг за другом
больше полусотни всадников — как на
подбор в хороших доспехах и на крепких конях, украшенных зеленой
попоной.
Впереди них
ехал седовласый мужчина, под зеленой туникой которого шелестела
кольчуга. Его туника была обшита по краям золотыми, серебряными
нитями, а посередине нее, на груди, красовался распахнувший крылья
большой ворон. Эти символы ворона обнаруживались в одежде повсюду:
и в виде золотой фибулы, и гербом на попоне черного мерина, а плащ,
помимо герба, в плечах был также украшен смоляными
перьями.
Знал
Бартлет, кто носил этот герб. Знал, потому и перекосилось его лицо
от гнева.
Он зло
глядел, как украшенные перьями ворона всадники вмиг окружили его
растерявшихся офуртских солдат, клетку и его самого. Как слажены
были их действия, выверены — будто ими правила одна сильная рука.
Под ними били копытами огромные кони, словно дышащие из ноздрей
огнем. Ощерились блестящие наконечники копий. И офуртским воинам
ничего не осталось, как замереть под остриями копий с напряженными
лицами — им не дали ни одного шанса защититься.
— Тебе
жапрещено шдешь появлятша, Белый ворон! — проревел коннетабль и
угрюмо посмотрел из-под повязок, обильно опутывающих его разбитое
лицо.
Седовласый
мужчина натянул поводья. Был он телом худ, жилист, хотя и высок.
Худым было и его старое, покрытое мелкими морщинами лицо. А на этом
бледном, породистом лице с длинным носом из-под черных бровей
сияли, как два куска льда, синие глаза. Все в нем: и облик, и
энергичная походка, и богатство одеяний, — собиралось в единый
образ властителя. Ни разу не видя его, многие на площади уже
поняли, с кем имеют дело.
Это был
граф Филипп фон де Тастемара, прозванный за свои седые волосы Белым
Вороном.
Окинув
коннетабля презрительным взглядом, граф произнес: