***
К вечеру в замок Брасо-Дэнто,
утопающий в закатном солнце, прибыл гонец. В суме у него лежал
ответ на письмо, которое граф отправил в Йефасу еще до того, как
забрал Уильяма из Больших Вардов.
Филипп раскатал плотную бумагу и
принялся читать. Письмо было написано в сдержанном деловом стиле, и
в нем сообщалось, что суд проведут ближе к зиме, в начале сезона
Граго.
— Ждать почти два сезона? —
воскликнул удивленный управитель, хватаясь за голову. — Но почему
так долго, господин? Ведь до Йефасы всего лишь две недели
верхом!
Прочтя письмо еще раз, граф отложил
его
— Потому что это беспрецедентный
случай, по крайней мере за последнюю тысячу лет, — ответил он. —
После Кровавой войны ввели негласный запрет на передачу крови
человеку. Если кто-нибудь из самых отдаленных старейшин захочет
поучаствовать в суде, например, Синистари, то он доберется пешком
до Йефасы лишь к середине-концу осени. Это было предсказуемо,
Него.
— А когда вы будете переводить этого
рыбака в верхние комнаты?
— Скоро. Но скоро — понятие
растяжимое... Я думаю, что он пока посидит в тюремном крыле, до
сезона дождей. А там глянем. Все благодаря длинному языку моего
сына.
Глава 8. Сезон
Лионоры
Спустя пару месяцев.
Наступило время, когда крестьяне
Солрага вышли собирать сено в валы и копнить их. Лето уже
перебралось за середину, но ночи пока были знойными, сухими.
Незадолго до рассвета Йева вошла в узилище с большим кувшином и
двумя кружками в руках.
Увидев, что кровать пустует, она
вздрогнула — гость исчез?
— Две кружки? — испугал ее Уильям,
который стоял в углу, сложив руки на груди.
Йева от неожиданности вскрикнула и
едва не выронила кувшин.
— Ох, Уильям, прячешься...
— Здесь спрячешься, — широко
улыбнулся он и развел руки.
— Да я просто... кхм... сегодня много
дел, отец покинул замок и весь день пробудет в городе, обсуждая с
торговыми мастерами расширение рынка, вот. А на мои плечи легла
забота по ответам на всякие прошения... Так что, чтобы не бегать
туда-сюда, я принесла сразу большой кувшин.
И она тоже улыбнулась, смущённо, и
убрала за ухо непокорную прядь бронзовых волос. Наполнив из кувшина
кружку, она села на второй стул, но тот от времени и сырости
покосился. Да так сильно покосился, что стоять ровно ему уже было
не суждено. Поэтому Йева сделала вдруг такое лицо, будто этот
покосившийся стул оскорбляет ее достоинство. Она встала с него и
окинула узилище строгим взглядом, как бы подразумевая, что присесть
ей больше некуда. Взгляд этот сразу же распознался Уиллом, и он
услужливо подвинулся; и Йева устроилась рядом.