— Дочь,
сегодня тренировки с мастером Фраудом?
— Да, он
закончил со мной. Сейчас занимается с Лео.
— Хорошо,
тогда иди сюда и помоги Уильяму с прописью оставшихся букв. Как
оказалось, он изначально научился писать их неправильно. Я пока
проведаю сына.
Граф
уступил место и направился к двери. Он покинул бордовый кабинет,
его шаги стихли. Потом и вовсе прогремел гром, и замок затрясло от
основания до шпилей. Уильям вздрогнул, поражаясь суровости местных
бурь, потому что в его землях погода не была столь неистова.
Поглядев в окно, Йева изящным движением сняла черную ленту,
обхватывающую волосы, и ее непокорные локоны рассыпались по плечам.
Он обошла сидящего в кресле Уильяма и обняла его сзади, поцеловав в
шею.
— Что за
тренировки? — поинтересовался он.
—
Фехтование.
— Ты тоже
тренируешься с мечом? — удивленно спросил Уильям.
— Почему
нет? — вкрадчиво спросила она.
— Но ты же
женщина... Кхм... зачем тебе?
— Ты, как
мой брат, — проворчала Йева, впрочем, по ее тону было понятно, что
она совсем не обиделась. — Он тоже считает, что место женщины в
постели или служении мужчине.
— Нет, нет.
Я не это имел в виду!
— А что же?
— еще более вкрадчивым голосом спросила она.
— Вы же
слабые, хрупкие...
— Ох уж это
Офуртское воспитание, когда женщину считают за скотину, или того
хуже — домашнюю утварь. Хотя и здесь такое встречается,— вздохнула Йева.
— Я не
считаю женщин за скот, я всего лишь говорю, что женщина слабее
мужчины. Какой толк от фехтования, если противником тебе будет
мужчина, который сильнее тебя? Вот гляди. Способна ли женщина
удержать топор на протяжении всего дня? Сможет ли нести за спиной
тяжелую корзину в половину ее веса? Бадью от колодца дотащить — уже
тяжесть...
Когда граф
покинул кабинет, робость оставила Уильяма, и он перед Йевой обрел
голос. Поэтому он продолжил горячо перечислять все женские
слабости, сводя все к тому, что для женщины же лучше заниматься
бытом и детьми. В нем говорили прежде всего воспитание и традиции,
привитые ему с детства — другого семейного уклада он не знал. Йева
же терпела, терпела, пока изумрудные глаза ее вдруг не вспыхнули
негодованием. Отодвинувшись от шеи Уилла, которую доселе оплетала
руками, она склонилась и ухватилась за кресло. Его она подняла в
воздух вместе с Уильямом.
— Что?
Йева! — запричитал он. — Немедленно опусти! Ты же
надорвешься!