—
Отец...
— Да, дочь
моя.
— Может
быть... может...
—Йева
часто заморгала, сдерживая слезы. — Может, не стоит убивать нашего
Уильяма?
— Нет...
Йева, тебе пора уже иметь ясный разум, не затуманенный
привязанностью к очередному сокроватнику, коих на твоем веку будет
еще достаточно, поверь мне.
— Я и
правда привязалась к Уильяму больше положенного... Но я вижу, что я
для него лишь вторая... Отец, он болен, болен этой
демоницей, и она — единственная,
кого он по-настоящему любит.
— Так и
есть, увы, — Филипп посмурнел, вспомнив о кельпи,
— Его
душа крепко связана с Вериателью, хотя он этого пока и не понимает.
Это даже нельзя назвать любовью — это отягчающее проклятье, которое
влияет на них обоих, и, может статься, что демоница сама уже не
рада, что не погубила его в детском возрасте, а дала связи
окрепнуть. Хорошо, что ты это понимаешь. Но в чем же тогда
дело?
— Я хотела
бы видеть в нем хотя бы друга... Он же достоин этого... Он
относится к вам, как к отцу, наставнику, помогает, очень быстро
вникает во все. Пап, ну вы же сами все видите...
—
Исключено! — отрезал Филипп. —
Написанное мной письмо с объяснением ситуации и моей просьбой уже
доставлено в Йефасу. Доставлены они и всем лояльным нашему роду
старейшинам. Наш Уильям уже мертв. В Йефасе приговор лишь приведут
в исполнение.
—
Новедь это вы писали, отец...
Значит всё можно поменять! Неужели
за столь долгую жизнь все ваши чувства настолько
охладели?
На глазах у
Йевы выступили слезы, и она умоляюще посмотрела на
графа.
— Увы,
чувства никуда не деваются даже у тысячелетних бессмертных, моя
дорогая дочь, только их гораздо чаще затмевает голос разума. Уильям
— хороший парень, не лишенный благородства, умный, вежливый, хоть и
простодушный...
— Так что
же мешает отказаться от твоего собственного решения?
— Слишком
много сделано для того, чтобы спасти кого-то из вас, одного из моих
любимых детей. И если я изменю свое решение, то потеряю лицо среди
подобных себе. Уильям — всего лишь
инструмент для достижения цели,
Йева.
— А я
откажусь ехать! — в ее зеленых глазах родилось
упрямство.
Филипп
ласково посмотрел на дочь, затем усмехнулся.
— Тогда
придется засунуть тебе кляп в рот, связать и отправить с верными и
преданными мне рыцарями в Йефасу другим отрядом. Йева, пойми, вся
наша жизнь состоит из жертв. Мы жертвуем золотом, здоровьем,
счастьем, любовью, властью, чтобы получить что-то другое из
перечисленного мной. Это равновесие жизни, естественный ход вещей —
и ничего нельзя изменить.