Однако уже
более семи лет Уилл не совершал подаяний.
Он не
понимал, что остановило его в то утро семь лет назад. Было ли то
нежелание смириться с тем, что жрецы Ямеса называли всех демонов
без исключения порождениями зла, или другая причина — он не знал.
Тогда он просто отказался идти с Маликом на утреннюю молитву, и с
тех пор, хотя его и пытались в деревне принудить к этому, в
молельне не появлялся.
Поэтому
сейчас Уильям лишь почистил у ручья запылившийся парадный костюм,
доставшийся ему от деда. Затем он вернулся к порогу родного дома.
Там подвязал книги к корзине, взвалил ее на спину и принялся
догонять брата, который тоже уже проснулся и демонстративно ушел
вперёд.
Вдвоем они
покинули деревню, нырнули в густой туман и направились по тропе к
Большим Вардам. Тропа вела вниз с горы, петляя между сосен, и, идя
по ней, привычной и знакомой с детства, Уильям задумчиво шептал
самому себе.
—
Интересно, вурдалаки, выходит, не любят свет? Бабушка рассказывала,
что видела их когда-то у реки, после заката. Дедушка находил следы.
В сказках старой Удды они являлись за Непослушным Барти ночью. Да и
на Варды они напали тоже... ночью... Да, определенно, они, в
отличие от чертят, свет не должны любить.
Малик резко
обернулся к брату, услышав его бормотание.
— Что ты
сказал?
— Я так,
сам с собой... Извини, что отвлек. Просто вспоминаю рассказы про
нападение на Варды.
— Да почему
ты все время об этом думаешь? Тебе делать больше нечего? — вспылил
Малик. — Лучше бы думал о том, как нам к зиме подготовиться и
пережить ее. У нас с женой скоро будет ребенок, это еще один рот,
который нужно кормить!
Лицо его
покраснело, и он сдавил пальцами лямки короба. Чтобы избежать
очередной стычки, которые происходили редко, но все-таки
происходили, Уилл на всякий случай едва отодвинулся в сторону. Его
брат был вспыльчив, но отходчив.
—
Успокойся, брат. Я не хочу с тобой ссориться. Да, ты прав. Но
просто то, что случилось в Вардах, может случиться и у нас. Ты
помнишь рассказы бабушки? Как, показавшись единожды у реки,
вурдалаки показались уже целой стаей в Колтушках. Я за всех нас
переживаю: за матушку, за тебя с Шарошой.
— Я тебе
еще раз говорю, не о том ты думаешь, — Малик разжал кулаки, а цвет
лица стал медленно возвращаться к нормальному.
—
Извини.
Тут
мешковатый Малик приостановился, чтобы дать брату поравняться с
собой, затем недовольно поглядел на него.