Ей хотелось быть стройной и изящной, петь и танцевать. Она даже
пыталась как-то подписывать свои тетрадки «Эльфира» — тут и эльфы,
и эфир, все воздушное и легкое, но учительница поговорила с мамой,
мама выдала подзатыльник и долго говорила какие-то слова. Что-то о
том, что не имя красит человека, и прочие банальности. Все это
Эльвира слышала много раз, но что с того? Вон, Васька Кошкина
называет себя Киска-Мяу, не Кошкина — драная кошка, а Киска,
ласковая и опасная. И ничего! Правда, не на тетрадках, а в
интернете... У Эльвиры не было смартфона, и компьютера дома тоже не
было, и поэтому она не могла завести себе аккаунт где-нибудь, где
можно назвать себя, как хочется.
Зато Эльвира ходила на танцы, и танцевала уж точно лучше
Киски-Мяу! И была красивее и стройнее!
Правда, Киска-Мяу...
Лучше не думать об этом.
Эльвира шагала на танцы пешком. Тут всего-то четыре квартала, а
деньги на проезд можно сэкономить и потом купить что-нибудь нужное.
Например, смартфон! Или значок. Или... да много чего можно купить,
если есть деньги. Копить, правда, не получалось, деньги слишком
легко расходились на мелочи, но все же тратить их там, где легко
прогуляться пешком, было обидно.
Мама, правда говорила, чтоб она не ходила по улице одна. Почему
— не объясняла, но видно было, что она тревожилась. Эльвира знала,
что это как-то связано с Василисой и другими, но с ней-то точно
ничего не может случиться. И мама на работе, вернется совсем
поздно, и можно спокойно идти по улице и вдыхать прохладный запах
осени — дождь, прелые листья, дым машин. Слушать звуки города и
чуточку танцевать. Совсем немножко, она же Эльфира, эльф эфира, она
может легко пройти точеными ножками между луж и не намочить
кроссовки! Ну, почти не намочить.
Она может танцевать по воде и по лунному лучу, она не станет
толстой и крикливой, она...
— Привет, Эльвира, — прямо рядом с ней остановилась неприметная
машина, и из нее высунулся Николай Федотович, бывший учитель
физкультуры. Она оглянулась по сторонам, и вдруг все поняла.
Все-все-все. Она никогда не станет толстой, никогда не станет
крикливой, никогда не станет... никем.
Машина Николая Федотовича стала огромной, заслонила собой весь
мир, куда ни беги — всюду она, всюду темные глаза колдуна-физрука.
Она поняла, что на каком-то уровне сознания давно это знала —
Николай Федотович никакой не физрук, он пришел в школу для того,
чтобы убить их всех. И Киску-Мяу, и Маринку, и ее, Эльвиру. Она
попыталась отступить, но ее ножки, такие послушные в танце, такие
легкие и летящие, вдруг перестали слушаться. Она сделала шажок
навстречу машине, к протянутым рукам Николая Федотовича.