— Слышали, — несколько опешив, пробормотал рыжий, — так, стало
быть, и корет наш из этих? Вот же скотина! Я давно подозревал.
— Да не, корет не из этих, — возразил плешивый, — я и отца, и
деда его знаю, все тут от века жили. Корет — он просто сукин сын,
хоть и наш. А вот в Амиклах и верно народец какой-то не
такой...
Повисла пауза, нарушил которую щербатый, который ни с того ни с
сего подался вперёд.
— Послушай, добрый человек, — обратился он к старику, — ты я
смотрю бывалый, знаешь много всякого, да и говоришь красно. А да ты
не тот ли знаменитый сказитель, которого называют Троянцем?
— Верно, зовут меня так люди, — спокойно ответил старик.
— О, прости, что тебя сразу не узнал! — щербатый сразу оживился
и повернулся к товарищам, — слушайте, я же его два года назад
слыхал! Я тогда сыр привёз корету, а Менойтий вино. Корет гостей
принимал. Так вот после того, как они все там наелись да упились,
выходит он, вот этот самый человек, да как ударил по струнам, как
запел! А я тогда стоял на входе, рядом с конюхами и ключницей,
которой сыр отдавал. И все такие, и кто за столом сидел, и кто в
дверях стоял. Ох! Вот это было! Я как сейчас помню, что пел ты о
смене богов на небесах.
Он кашлянул и пропел:
— Первым правил всем Бог Неба, Бог Грозы ему был чашник, только
пищу подавал.
Неважно, что при пересказе стих прозвучал слегка поломанным, но
чувство оценили все. И козопасы, и сам сказитель. Видно было, что
ему приятно об этом слышать, хотя он пытался виду не подавать.
Потому щербатый и продолжал вспоминать.
— А потом корет и гости начали орать — Троянец, мол, спой нам,
как наши ваших победили! Спой, как наш царь Агамемнон разрушил вашу
Трою! И давай кричать, кто из дедов и прадедов ходил с Агамемноном
на Трою. Хотя, все знают, что деды их при Агамемноне коз пасли, кто
б их в дружину царскую взял.
Козопас перевёл дух, ибо его захлёстывали чувства, с которыми он
редко сталкивался в обычной жизни. Старик с улыбкой терпеливо ждал
продолжения. Козопас снова торопливо продолжил рассказ:
— Тогда он вышел вперёд и запел. А никто бы не подумал, все
решили, что откажется. Даже ключница так мне и сказала, обиделся
дед, не будет ничего им петь.
— Что же не спеть-то, — усмехнулся старик, — от меня и тогда не
убыло, да и теперь не убудет.
— И нам споёшь? — спросил плешивый, — про героев?