- Сколько деревьев погибло, - пробормотал я, пробираясь меж
чёрных стволов.
- Лес восстановится, - отец Онуфрий колупнул ногтем чёрную
чешуйку коры - под ней обнаружилась живая белёсая древесина. -
Лиственница - это такой зверь! В любом пожаре устоит. Только иголки
сбрасывает, так они по новой отрастают... На будущий год и следа от
гари не останется.
- Ты что-нибудь чувствуешь, кадет? - спросил Алекс.
Он нарезал круги, как бешеный спаниэль, и уже задыхался. Повязка
перед ртом была чёрной.
- Только гарь, - я потянул носом и чихнул. - Надо было Гришку
брать.
- Собачий нос нам тут не помощник, - отмахнулся шеф. - Ты другим
свои чутьём прислушайся. Поищи: есть тут кто живой?
- Тогда я подальше отойду, - подумав, предупредил я. - А вы на
месте стойте, не двигайтесь.
И я пошел. Не выбирая направления, бездумно ставя ноги туда, где
видел ровное место. Когда биение сердец Алекса и отца Онуфрия стало
походить на далёкое тиканье часов, остановился и прислушался.
Закрыл глаза, распахнул руки, поднял лицо к далёкому небу и
принялся поворачиваться на месте, изображая стрелку компаса.
Постепенно я отключил все чувства: перестал ощущать запах гари,
мягкое тепло солнечных лучей на коже, хруст горелых шишек под
подошвами ног... Хорошо бы, я был один. Я до сих пор слышал дыхание
шефа, сердитое и настороженное дыхание батюшки-сержанта, сдвоенное
биение их сердец...
Но вот к этим сдвоенным ударам примешался третий. Он стучал
ровно, гулко, но слишком тихо. Видать, далеко... Не открывая глаз,
я пошел на звук.
В голове билась мысль: это не она. Это кто-то другой. Медведь,
лось, может быть, рысь... Но в глубине души я понимал, что всё
зверьё давно разбежалось, и никого живого здесь вообще не может
быть.
Под ногами хрустело всё сильнее, сквозь подошвы кроссовок я
ощущал жар едва затихшего пламени. Стволы деревьев вокруг едва
слышно потрескивали, отдавая тепло. В овражках, занесённых хвоей и
прошлогодними листьями, можно было спокойно печь картошку.
Батюшка с Алексом давно остались где-то позади: я шагал по
самому эпицентру пожара, в самой его сердцевине. Там, где живому
человеку попросту не выжить...
Я чувствовал, как от горячего воздуха съёживаются лёгкие - и
просто перестал дышать. Приходилось часто моргать, чтобы не
ослепнуть, волосы на голове сделались сухими и ломкими, как
паутина.