— Да, — негромко ответила Марина с той
же любезной улыбкой и нажала чуть сильнее — «гвоздик» ордена никак
не хотел проходить через плотную ткань графитово-серого костюма.
Острие вдруг поддалось и укололо его через рубашку — прямо напротив
сердца.
— Вы простите меня? — Люк даже не
вздрогнул, оставшись для наблюдателей благодарным и
почтительным.
— Да, — почти неслышно, одними губами
повторила принцесса, не поднимая взгляда от своих рук.
Она справилась наконец с закручиванием
фиксатора, закрывшего острие «шляпкой», отступила.
—Поздравляю вас, виконт.
— Благодарю за доброту, ваше
высочество, — хрипло произнес Люк, глядя в светлые голубые глаза с
дрогнувшими и чуть расширившимися зрачками. Поклонился и пошел к
своему месту.
Закончилась официальная часть
церемонии, снова зажурчала музыка, гостей пригласили к столам,
попросив чувствовать себя свободно. Слуги быстро убрали кресла к
стенам, отдернули тяжелые занавески, открыв большие окна и выход на
веранду — для тех, кто захочет курить. Официанты предлагали
несколько скованным поначалу награжденным напитки и закуски, и
через некоторое время в зале зазвучала громкая речь, стало теплее и
комфортнее. Гости общались, выпивали, а королева, сопровождаемая
мужем и принцессой Мариной, подходила то к одной группе, то к
другой, задавала вопросы: о службе — гвардейцам и сотрудникам
Управления; о том, можно ли чем-то еще помочь, — родителям
погибших, слушала о жизни сыновей, не выказывая нетерпения или
неудовольствия, принимала благодарности за участие и
утешала.
Байдек некоторое время следовал за
ней, затем задержался у группы гвардейцев, поприветствовавших
своего капитана, и заговорил с ними на равных, без командирских
интонаций. Но служивые все равно подтягивались и выправлялись —
церемония церемонией, а рефлексы никуда не денешь.
То тут, то там по залу вспыхивали
любопытные разговоры, и, если бы нашелся способный услышать их все,
он бы открыл для себя много нового и интересного.
— И этому человеку я объяснял про
дурные импровизации, — задумчиво протянул Тандаджи, стоя рядом с
Люком у широкого окна и любуясь подсвеченными фонарями черными
деревьями с голыми тонкими ветками. Говорил Майло очень спокойно,
но Кембритч глотнул коньяка и поморщился: за столько лет он
прекрасно научился понимать, когда тидусс недоволен. —
Предполагалось, что ты просто вручишь псов, нет?