— Она согласна в ближайшие дни через пресс-службу заявить, что с
Луциусом была достигнута договоренность о нашем с тобой браке и что
в знак уважения к воле покойного монарха бракосочетание будет
произведено сразу после окончания срока траура.
— Правильно. Прикроем почившим наши грешки, — пробормотала я с
изрядной долей едкости. Люк не разозлился. Он вообще проявлял
удивительное терпение, и для меня служило определенным развлечением
проверять границы его выдержки.
— Почивший, — сказал он с тем же ехидством, — был бы очень рад.
Если учесть, сколько усилий он приложил, чтобы этот брак все же
состоялся.
— Бедный Кембритч, — протянула я, — принудили жениться.
— Я не против, — хрипловато сообщил он, — даже несмотря на то,
что семейная жизнь началась не гладко.
— Нравится терпеть боль, Кембритч? — мое терпение кончилось
раньше, и потек самый настоящий яд.
— Злая девочка, — снова усмехнулся Люк, и я едва не запустила в
него картофелем. Я понимала бы его раздражение, злость, агрессию,
но эти юмор и смешки делали мое поведение несерьезным и злили меня
— потому что выглядели так, будто причина ничтожна, а я просто
капризна и глупа. — Мне сказали, ты ходила сегодня к Софи, —
продолжил он, потому что я молча полосовала несчастный картофель. —
Что решила?
— Что на ее месте должен был быть ты? — предположила я хмуро.
Люк дернул уголком рта.
— Если бы заслужить твое прощение было бы так просто.
Я и это проигнорировала.
— Если ты о том, буду ли я настаивать на ее удалении из замка, —
нет, не буду. И я понимаю, почему ты ее оставил.
— Это радует, — хрипло проговорил Люк.
— А меня не радует, что меня обсуждают все кому не лень, —
отчеканила я, слыша, как злость начинает звенеть и в голосе.
— Прости.
Я ткнула ножом картофель и бросила приборы на стол.
— Ты поставил меня в совершенно чудовищную ситуацию.
— Прости.
— Нет, не прощу, — нервно проговорила я, чувствуя, как снова
вот-вот потекут слезы. — Это все дурная, глупая, ни к чему не
ведущая игра. Изображать, что все нормально. Кто мне все эти люди,
что я должна оправдываться перед ними и держать лицо? Почему я
должна это делать, когда виноват ты? Я здесь совсем одна, заперта в
этом замке, и это было бы не так жутко, если бы у меня был ты, но у
меня и тебя нет!
— Я есть, Марин, — сказал он, вставая.