Прибыли и монархи из других стран. Только-только закончились
похороны Гюнтера Блакори с сыновьями в Рибенштадте, и правители
перенеслись сюда, из скованной морозом Блакории в плачущий дождем
Лаунвайт.
Люк, появившийся со всеми родными — за исключением Марины,
конечно, — поглядывал на царицу Иппоталию: она накануне хоронила
свою семью, и сейчас ее лицо казалось восковым, застывшим, и веяло
от нее горем. Он запомнил ее полной жизни женщиной с ослепительной,
свежей, притягательной аурой — так видел Люк в змеиной ипостаси на
берегу Маль-Серены, — а сейчас она больше напоминала статую.
Смотрел он и на королеву Василину, так отчаянно сжимающую губы и
неосознанно прижимающуюся к мужу в поисках поддержки, что
становилось ясно, каких трудов ей стоит не заплакать. На холодное
лицо бывшей невесты, Ангелины Рудлог, и на невозмутимых правителей
Песков, Бермонта и Йеллоувиня.
«Ведь они понимают, что это могли быть похороны любого из них, —
думал он. — И все равно не могли не прийти сюда».
Да, сверкающие защитами, окруженные охраной, — но они здесь,
иначе всей Туре стало бы ясно, что их удалось запугать.
Под слова молитвы литой саркофаг с телом Луциуса Инландера
начали опускать вниз, и Люк почувствовал, как сжались на его локте
пальцы матери. Берни и Рита стояли по обе стороны от них.
Присутствующие склонили головы, прощаясь. Были здесь и
овдовевшая княгиня Форштадтская, и молодой герцог Таммингтон. Не
один Люк разглядывал окружающих. Он сам чувствовал на себе
многочисленные взгляды аристократов. Все гадали: кого же выберет
корона после того, как закончится срок траура. Судя по кучкованию
вокруг молодого Таммингтона, явно растерянного таким вниманием,
самым вероятным кандидатом считали его. Впрочем, логично: из первой
двадцатки он единственный остался в живых.
Люка очень подмывало поинтересоваться, не оборачивается ли
милейший коллега по титулу змеем Воздуха, — аура у Таммингтона была
крепкой, сияющей, но кто его знает, до какой степени она должна
вырасти для оборота? Интерес был не из чистого любопытства, а из
чувства самосохранения. Если оборачивается — значит, не слабее его,
Люка, и это очень бы порадовало.
Инляндский престол Кембритча не интересовал ни в малейшей
степени, а уж если совсем честно, вероятность получить его вызывала
ужас, и поэтому различного рода недомолвки и загадки, связанные с
отношением к нему Луциуса Инландера, а также усиление его крови
браком с Мариной вызывали нехорошие подозрения. И если до
частичного разрешения первого вопроса оставалось несколько дней —
уже в четверг будет готов анализ, где скажут, является ли он, Люк,
сыном графа Джона Кембритча, — то второе даже при утвердительном
ответе может сыграть нежелательную роль.