— По-е-дем вмес-те, — по слогам повторила Эбигейл и похлопала
его по плечу. — Нам повезло, завтра поезд в пять утра. Следующий к
горам — на следующей неделе. Успеешь собраться, Белоручка?
Опоздаешь — придется ехать на моем паромобиле.
— Я знаю и уже собрался, — уел ее Вудхаус, чуть поморщившись при
упоминании гномского транспорта. — А вот ты берешь слишком много
вещей. Маленький молот и наковальня, серьезно?
— Он учит гномку собираться в поход, — закатила глаза Горни. —
Вали уже, напарничек, отполируй ногти, пяточки пемзой потри или чем
вы там, эльфы, по вечерам развлекаетесь. И не мешайся под
ногами.
— Кстати, да, пилочку для ногтей забыл, — озаботился Вудхаус с
очень серьезным лицом. — Благодарю, Горни.
— Уточку для ванной не забудь, — с ехидством крикнула Эби ему
вслед, наверняка порадовав журналистов. Но уж очень было трудно
сдержаться, когда поняла, что в самоиронии она проигрывает клятому
Белоручке подчистую.
Натаниэль вернулся в особняк, но вместо того, чтобы отдыхать,
весь вечер занимался накладыванием защитных заклинаний на дом, сад
и все вокруг. Он ни на секунду не поверил Горни в ее согласии
объединиться и ждал подвоха. Сам он не погрешил против истины,
когда сказал, что не испытывает желания провести следующие пару
недель бок о бок с соперницей, но эльфийская разумность и
вдумчивость не позволяли нарушить приказ королевы.
Натаниэль, проучившись с Горни пять лет и два года проработав
рядом, не мог не отдавать должное ее способностям. Он уважал ее как
специалиста, ему даже нравились ее независимость и острый язык, но
скандальность, упрямство, драчливость (он поначалу опасался всерьез
биться с Горни на физподготовке, но ощутив всю силу ее кулаков,
перестал ее беречь и стал беречь себя), неумение уступать и
непохожесть на нежных и чувствительных эльфийских леди его поражали
и отталкивали.
Они были ровесниками, и он помнил ее с самого детства —
круглолицую малявку с красными косами и огромными серыми, как
камень, глазами, которая играла с маленькой кузницей в саду дома
напротив. Он иногда подглядывал, как она работает молоточком: узкая
улочка за ратушей позволяла рассмотреть все в деталях, — она
слушала, как он играет на ксилофоне и поет, и часто они просто
глазели друг на друга через прутья ограды и улыбались. Заговаривать
пытались, но удавалось редко — пусть по улочке, разделяющей сады
Горни и Вудхаусов еле-еле разъедутся две телеги, — но все равно
приходилось перекрикиваться. А заметив, что наследник или
наследница глазеют на дом соседей, их поспешно уводили няньки.