— Вздор!
— А как же. Давно ты, Степа, не был
в нашем питерском новом Вавилоне, где все говорят много, друг
дружку не разумеют, зато строчат массу бумаг и преданно возводят
очи к начальству, подставляя зад для греха, что вавилонские
блудницы.
Снова выпили без тоста и не
чокаясь.
— И без злой воли не обошлось.
Завидуют нам, что на потаенные суда августейшая благосклонность
легла. Веришь ли: злорадствовали, ироды. Наплавались, мол,
подводнички.
Макаров схватился за
голову.
— Сколько ж времени не
хватило?
— Часов шесть, много — восемь. Люк
открыли, там даже мертвый запах не настоялся.
Берг потер виски. Воспоминания о
нелепой гибели экипажа «Ерша» отрезвляли настолько, что казалось, в
рюмках не огненная вода, а обычная.
— На дне валялся якорь с линейного
корабля. Лодка ударилась в него, затем острым носом зарылась в борт
и остатки рангоута какого-то затонувшего корыта.
— Не понимаю. Сбросить аварийный
балласт, продуть систерны, мотор на реверс — чай, всплыла бы. Как
мы тогда у Толбухинского маяка.
— Нет, Степан. Балласт от удара
заклинило, лодка течь дала. В одной из систерн появилась трещина,
куда сжатый воздух травился. Открыть люк они не смогли. Теперь
главное, о том только генерал-адмирал, Попов и несколько человек
знают. Гардемарин Митяев написал письмо всем нам и завернул
герметически. Я его наизусть помню.[10]
Берг опрокинул следующую рюмку и
продолжил тихим, немного дрожащим голосом:
— Здесь темно, вода прибывает.
Пробую писать на ощупь. Шансов почти не осталось. Пахнет хлором.
Милые мои Евгения и сын Петя. Когда вы получите это письмо, меня
уже не будет. Я вас очень люблю. Простите меня за все. Сынок,
вырастешь — обязательно становись военным моряком. Целую
вас.
Сидя в освещенной электрической
лампой комнате, подводники живо представили юного умирающего
офицера, с трудом карябающего эти строки карандашом на влажноватой
бумаге. Он стоит в кромешной тьме, по пояс в морской воде, в
которой плавают масло, мазут, грязь, а к подволоку подымается
удушливый запах серной кислоты и хлора из аккумуляторов. Запах
скорой смерти.
А главное — любой подводник в каждом
походе может найти свою гибель именно так.
Отметив встречу и помянув не
вернувшихся из похода, Берг и Макаров наутро разъехались. Первый —
в Николаев, а командир черноморского подводного отряда к своим
чертям-разгильдяям.