— Вообразите, господа офицеры, перед
нами броненосный турецкий корабль. Да и встреча с торговым судном
не к добру, оно может в рубку ударить или канонерки
навести.
— Ваше высокоблагородие, мы за
торговцами охотиться будем, если война? Мы ж не надводный корабль,
предупредительный выстрел нечем делать.
— Пока ничего не могу сказать,
господин лейтенант. Особых приказов на сей счет не
поступало.
— Запросите, ваше высокоблагородие.
Они христиан режут без огляда на мораль, правила и соглашения. Руки
чешутся им в суп свинину подбросить.
— Помните, лейтенант, мы на Русском
императорском флоте. Ежели противник ведет себя, как дикарь, мы не
вправе ему уподобляться, — искренне заявил Берг, в глубине души
понимая, что война может переиначить обычаи.
Лодка нырнула, пропустила торговца с
греческим флагом и продолжила свой путь, порой погружаясь в
студеные глубины от любопытных глаз. К полудню следующего дня в
перископ показались турецкий форт и маяк в створе
пролива.
— Сколько ошибка в счислении,
штурман?
— Полторы мили к востоку, ваше
высокоблагородие. Дальше — турецкие воды. Куда маршрут
прокладывать?
— В Мраморное море.
В лодке тишина, едва потревоженная
электромоторами. После слов Берга показалось, даже моторы притихли.
Боцманат на рулях глубины изумленно крутнул головой, но снова
уставился на глубиномер — не его это дело, а начальственное.
Капитана окружили офицеры.
— Приказ идти к Босфору, далее
действовать по обстоятельствам, кои понуждают меня считать, что
надобна разведка потайного прохода через пролив.
— Решительно невозможно, ваше
высокоблагородие, — встал в позу гардемарин Синявин. — Турки
всенепременно нас обнаружат, тогда скандал.
— В том и соль, чтобы скрытно
просочиться, господа. Начнется война, надобно думать, как нанести
урон в самом логове врага, а не о том, что через два месяца просить
аттестацию в мичманы, — капитан пристально глянул на честолюбивого
и не в меру осторожного гардемарина, тот сделал гордое и правильное
лицо, но глаза отвел. — Если что, спишем на штурманскую ошибку.
Слабо, братец, не на полторы, а на восемьдесят миль напортачить? В
действительности же в проливе нельзя и на длину лодки
оплошать.
Кроме ставшего в оппозицию Синявина,
остальные офицеры переглядывались.
— Вижу, господа, страшитесь в мирное
время Босфор пройти. Как же тогда в военное, когда нас будет
высматривать каждая пара глаз и в воду стрелять каждая
мортира?