— Турок прожекторы зажигает. Полтора
кабельтовых, лучше не тянуть, ваше благородие.
— Стоп, машина, — лодка медленно
продолжила циркуляцию по инерции, и черный отвесный штрих в визире
постепенно совместился с кормой «Османие» или чего-то подобного.
Христианских младенцев хотите? Ошибочка, пришли христианские
взрослые. — Третий, пли!
Невидимая во тьме торпеда, несмотря
на пушистый пузырьковый шлейф, рванула в свой первый и последний
поход.
— Стоп, машина! Средний назад правым
мотором.
На реверсе лодка плохо слушается
руля. Проще так — одним электромотором или вообще запустив оба в
раздрай. Когда в перекрестии появился новый корпус, «Акулу»
встряхнуло очередной раз. «Османие», или как там его зовут,
совершенно испортился.
Четвертая торпеда снова показала
непослушный норов. Она мелькнула мимо кормы приговоренного к
закланию турка и устремилась вглубь в поисках другой жертвы, до
которой оказалось около полумили.
— Мичман, гляньте, кого мы
обидели.
— Не узнаю, ваше благородие. Трудно
глядеть, пожары там. Не казематный, башня впереди. Стало быть —
«Иджалие».
— Если только не Ланге его упокоил.
«Мессудие» и один типа «Османие» — точно наши, — Макаров гаркнул в
переговорную трубу. — Средний вперед обе машины, право на борт!
Погружаемся на тридцать пять футов.
— Можем дно зацепить, — с сомнением
в голосе заявил старпом.
— У «Мессудие» осадка была двадцать
шесть. Что-то под килем оставалось, верно? Слухач, «Катрана»
слышно?
— Так что оглох он, ваше благородие,
как сверху рвануло, — доложили из второго отсека.
— Мать твою якорем… Мичман, двигай
три кабельтова к южному берегу и стоп. Я — в нос.
Русский моряк находчив и
сообразителен. Зато в самый неожиданный момент на него
набрасывается отупение, валит с ног и выгрызает мозг.
Матрос сидел на посту, раскачиваясь.
Меж пальцев правой руки, прижатой к уху, проступила
кровь.
— Какого ж лешего он прибор не снял
по команде «пли»? — Макаров спохватился, что драть морячка
бесполезно. Не узнает он начальственного гнева, пока слух не
вернется. Повернулся к другому. — Ты что сидишь, брюхо
чешешь?
— Так Василия вахта…
По коровьим глазам второго слухача,
мелкого конопатого бездаря из осеннего пополнения, капитан
догадался, что тот боится потерять уши. Рывком выдернув калеку и
направив его пинком в самый нос, Макаров повернулся к
трусу.