Санкт-Петербург разразился очередным
дождем наград и званий. Черноусов стал лейтенантом, большинство
гардемаринов — мичманами. Ланге и Макаров получили по «Георгию»,
перескочив через множество ступеней; такое случается лишь на войне.
Остальные офицеры-подводники, участвовавшие хоть в одном походе,
получили «Аннушек», даже запертый в карантине экипаж покойной
«Терпуги». Медальки просыпались на боцманов и
кондукторов.
На торжественном балу, слишком
пышном для военного времени, Конрад Карлович сделался изрядно
выпивши. Он доказал собравшемуся обчеству, что в том состоянии у
него язык острее, нежели ум. Проходя мимо мичманов и лейтенантов
«Новгорода», не отходившего от бочек ни разу с марта сего года,
Ланге бросил:
— Не устали воевать,
господа?
Слушок тут же разнесся по залу.
Подводника отыскал разъяренный капитан «поповки» и поинтересовался
насчет дуэли.
— С кем? — икнул
капитан-лейтенант.
— Со мной! — каперанг хлестнул его
по лицу перчаткой.
— Очаровательно, господа! — пьяно
засмеялся капитан «Катрана». — Как оскорбленный, я выбираю оружие.
Через неделю моя лодка выходит из ремонта. Стреляемся с двух
кабельтовых, — он взял поповца за отвороты кителя. — И ты тонешь,
тонешь… Буль!
Под арест отправились
оба.
Фотографии канлодки, уничтожавшей
сдавшееся судно, и допрос турецких подводников, признавших приказ
поставить мины у Севастопольского рейда, переменили позицию
Адмиралтейства. Генерал-адмирал обвинил турок в нарушении правил
войны, публично разрешил минирование турецких вод и вновь призвал
третьи страны не рисковать своими судами в зоне конфликта. Ощутив,
что слишком круто загнул, великий князь повелел ставить на мины
самовзрывные снасти, дабы через полгода зимой море само
разминировалось.
— Виват! — сказал про себя Степан
Осипович. — Теперь я осман тапками закидаю. Силы у меня великие.
Осталось четыре лодки. В среднем половину времени они проводят в
ремонте. Шесть торпедных катеров на ходу. На складе десяток торпед
Уайтхеда, остальные — маховичные, которые только к «Катрану»
подходят.
Ах, да, турецкий трофей. Лодка
французской выделки оказалась хуже «Барракуды», не имея труб для
хода на паровой машине под перископом. К тому же в наличии десяток
других грехов, которые давно изжиты у русских — опыт ничем не
заменишь. Макаров отправил каблограмму Бергу, чтобы тот прислал
кого-то изучить турчанку попристальнее и приспособить ее хотя бы в
учебных целях.