Все обошлось. На дне впадины упряжка
постепенно замедлила ход и встала напротив приоткрытых ворот.
— Приехали, эсса.
— Благодарю, — я выбралась из-под
кипы шерстяных одеял, с удовольствием разминая затекшие ноги.
Огляделась.
За кованой решеткой посреди печально
склонившихся ив серела часовня-ротонда из белого мрамора. Покрывший
древесные «косы» иней превратил их в подвески из хрусталя —
хрупкие, эфемерные, волшебные. Скованные ледяным панцирем
искусственные пруды напоминали тусклые глаза, в которых отражалась
тоска земли по вечно недоступному ей небу.
Оцепенелое царство снега и холодного
камня.
Шумное дыхание разгоряченных псов да
неразборчивое бормотание набивающего трубку возницы — лишь эти
звуки нарушали нереальное безмолвие зимнего сада. Чудилось, кроме
нас на сотни верст окрест нет ни одного живого существа… если не
задумываться, кто расчистил дорожку, ведущую от ворот к
часовне.
Я направилась к строению, с
любопытством разглядывая каменные статуи, встающие вдоль аллеи.
Голопопый младенец со смешными
хвостиками, поднимаясь с четверенек, протянул руку малышке в
сатиновом платьице. Та в свою очередь уцепилась за палец скованно
улыбающейся, будто недоумевающей, зачем это нужно, отроковицы.
Стройная девушка, уверенная в своем обаянии, небрежным взмахом
головы откинула за плечи вьющуюся гриву. Молодая женщина прижала к
себе завернутого в покрывала ребенка. Она же, погрузневшая,
усталая, но счастливая, окружена выводком безликих детей. В
очередном лице, изрезанном морщинами, почти ничего не сохранилось
от прежней красавицы, но очарования в нем было не меньше: улыбка,
лишенная беззаботного кокетства юности, взамен сияла безмятежностью
и удовлетворением…
Я споткнулась о ступеньку часовни,
опомнилась, что слишком увлеклась работой неизвестного скульптора и
перестала замечать все остальное. Не удержалась, кинула на
композицию прощальный взгляд: справа от дороги тема жизненного пути
повторялась в мужском исполнении — от голопятого младенца до
глубокого старика. По выразительности эти статуи не уступали
первым: хотелось приблизиться, рассмотреть каждое лицо в деталях,
восхищаясь мастерством создавшего их резца. Я встряхнулась,
сбрасывая наваждение и напоминая себе о цели визита, медленно вошла
под сумеречные своды ротонды.
Внутри не было ничего, кроме лестницы
— воздушной спирали с ненадежными струнами перил, спускающейся из
затаившейся под куполом темноты, чтобы ввинтиться в фундамент и
увести во тьму подземную. Фрески на стенах едва различались в
полумраке: хаотично разбросанные рунические надписи, колышущееся
поле серых лилий, летящие ввысь драконы, размытые, схематичные,
напоминающие не создания из плоти и крови, а сгустки высвобожденной
магии.