Наша дорога пролегала через лес,
обозначенный на карте как Гальгенвальд — место весьма мрачное,
тёмное, сырое и изрезанное оврагами. Деревья здесь были
преимущественно лиственными, сильно искривлёнными и при этом
слишком высокими для такой влажной почти болотистой почвы. Воздух
пах чем-то прелым, затхлым и слегка едким.
— Мне не нравится, как вы на меня
смотрите, — обернулся едущий впереди Волдо, будто почувствовав
взгляд затылком. — Что?
— Размышляю над вашей религией.
— У меня на спине витраж или
священные письмена?
— Да просто пытаюсь понять, как в
некогда христианскую голову залетела эта ерунда про Амиранту и
Шогун.
— Я никогда не был христианином, как
и мои родители.
— Но дед-то наверняка был. Он сменил
веру добровольно или его вынудили?
— Без понятия. Если живёшь в
Аттерлянде, так или иначе придётся примкнуть к Её церкви. Либо
дорога в Готию. Вы же и без меня это знаете, да?
— Почему в Аттерлянде отказались от
христианства?
— Вы цитируете псалтырь наизусть, и
не знаете, почему в Аттерлянде отказались от христианства? —
произнёс Волдо чуть издевательским тоном, как мне показалось.
— Мысли Кейна не настолько
целостны.
— Кейн? Кто это?
— Один хороший парень, пострадавший
за свои идеалы.
— Фанатик из Готии?
— О, да ты читаешь между строк. Если
такой умный, к чему эти пустые вопросы?
— А для меня все они — фанатики.
— Вот как? Ненависть на религиозной
почве? Не замечал за тобой чрезмерной набожности. По правде
сказать, и умеренной не замечал. Откуда эти предрассудки?
— Издеваетесь? — остановил Волдо свою
кобылу и потянул узду в мою сторону. — Война для вас недостаточная
причина?
— Аттерлянд и Готия воевали?
— Олаф — мой отчим, душу которого вы
поглотили сырой — вернулся с той войны. Не помните?
— Его воспоминания — сплошное
кровавое месиво. Думаешь, он так бухал из-за теологических
разногласий? Бедолаге Олафу не было дела, кто какого
вероисповедания и подданства. Ему хотелось просто выжить. Жалкий
бездуховный червь. И в чём же была причина конфликта?
— В вере, разумеется! — всплеснул
Волдо руками. — Маркиз де Барро со своим орденом воспротивился
архиепископу Аттерлянда, настаивавшему на принятии Готией
амирантства. Говорят, этот еретик приказал разорвать послов
лошадьми, а привезённые иконы Амиранты пустил на растопку костра
под Святым Теодором — главой миссии. Христиане — жестокие, опасные
люди, готовые убивать за слово!