Волдо изобразил лицом вопрос.
— Каменщик, — напомнил я.
— Думаю, дело в ваших руках, —
улыбнулся он виновато. — Они слишком...
— Не трудовые?
— Да.
— И кем же тогда быть? Может,
бродячим торговцем?
Волдо поджал губу, размышляя, и
одобрительно покивал.
— Ну и отлично. Благо, товара у нас
хоть отбавляй. Обшмонал их? — кивнул я на трупы.
— Души собрал, — полез Волдо за
пазуху.
— Оставь. Мы ведь доверяем друг
другу. А кошельки, карманы проверил? Ё-моё, пацан, да ты с них даже
волыны не снял, а они, небось, чего-то стоят, — присел я возле
декапитированной тушки главаря и тут же обнаружил на поясе приятно
позвякивающий кошель. — Ну вот. Неплохо скопил гробовых. Штефан,
или как тебя там, не обессудь, придётся обойтись без оркестра. Ого,
цацки! Гроб тебе тоже ни к чему, будь попроще. А это у нас что,
неужели то, о чём я думаю? Срань господня, откуда у этого
богобоязненного мужчины целая пригоршня душ? Заберу-ка я их, чтобы
злые языки об усопшем дурного болтать не начали. Племяш, чего
сидишь без дела? Давай, помогай. Надо восстановить ребятам
добропорядочный образ, их явно подставили.
Волдо со вздохом спрыгнул с телеги,
всем своим видом стараясь показать, что не одобряет мародёрства, но
улыбку сдержать не сумел:
— Зачем вы расспрашивали этого
разбойника о скупщике? — присел он возле разрубленного по диагонали
тела и, морщась, ощупал карманы. — Я же сказал, что у меня есть
человек в Шафбурге.
— Ну, таких людей много не бывает.
Обычно, они знают куда больше, чем требуется для скупки краденого,
но редко делятся своими секретами. А нам нужны не только деньги, ты
же понимаешь. Нам нужен чёртов храмовник на вольных хлебах. Если
твои источники нужного результата не дадут, мы обратимся к
другим.
Я подобрал лежащую рядом голову
Штефана и, позаимствовав у усопшего нож, занялся осмотром её
ротовой полости.
— Что вы делаете? — скривил Волдо
рожу настолько кислую, что у меня аж изжога разыгралась.
— Коронки, — пояснил я, поудобнее
ухватившись за бороду. — Не пропадать же добру. Давай научу.
Смотри, берёшь нож и режешь от края рта к уху. Та-а-ак. Потом с
другой стороны. Теперь надо придавить, ладонью в лоб, пальцами
цепляешься за надбровные дуги. А второй рукой с силой давишь на
подбородок, чтобы нижняя челюсть двигалась к груди пока... Пока не
раздастся характерный треск, вот такой. Теперь всё оральное
богатство на виду и призывно поблёскивает, умоляя его выковырять.
Можно, конечно, засунуть пальцы в рот и потянуть в разные стороны,
держась за зубы, но я не рекомендую. Велика вероятность пораниться.
А тут столько всякой болезнетворной дряни, что безопаснее сунуть
хер в дохлую портовую шлюху. Эту историю я как-нибудь позже
расскажу. А пока... Вот она, наша сверкающая прелесть. Берём нож
поближе к кончику, прямо вот так, за клинок, и аккура-а-атнеько
сковыриваем её с этого гнилого пенька. Некоторые поступают проще —
берут что-нибудь тяжёлое и расхерачивают челюсти в хлам. Опять же,
не рекомендую. Коронки мягкие, легко сминаются, а стягивать их с
выбитых зубов то ещё удовольствие. Лучше уж чуток побольше времени
потратить, но чтоб сразу начисто. Понял? Ну, давай, попрактикуйся,
— кивнул я на разверстую пасть в крайне запущенном состоянии,
отчего Волдо, державшийся молодцом на протяжении всей лекции, таки
согнулся и предпринял попытку выблевать собственный пищеварительный
тракт, едва не увенчавшуюся успехом.