— Хм, сложно.
— Вовсе нет. Разобраться проще
простого — за адекватов всегда платят больше.
Вопреки моим ожиданиям, наш путь
пролегал не в направлении Шафбурга, а чуть южнее, насколько я мог
судить, ориентируясь по только начавшему своё восхождение Рутезону.
Чёрт, здешним влюблённым парочкам приходится несладко. Сидеть,
держась за руки, на фоне кровавых закатов и рассветов — довольно
специфическое удовольствие. Как, впрочем, и просыпаться с первым
лучом, который бьёт в глаза, аки струя из ярёмной вены. Этот мир
будто создан, чтобы буквально всё тебя щемило, чтобы даже ёбаный
солнечный зайчик, внушал мысли о смерти. Страшной, жестокой и
неотвратимой.
К дому Брокка — если это можно
назвать домом — мы подъехали уже засветло. Место жительства
храмовника шафбургской банды представляло собой нечто, напоминающее
огромную землянку — поросший травой холм с большой дверью и тремя
круглыми окнами, посреди весьма живописной рощи. Над вершиной
жилого холма поднимался сизый дымок.
— Творческая натура, — спрыгнул я с
кобылы и пристроил её к коновязи, — сразу видно. Мы найдём общий
язык.
— Ты там сильно не наглей, —
заботливо предостерёг Живоглот, привязывая свою лошадь.
— Обижаешь, я сама тактичность.
Красавчик, если кто-то, кроме меня, будет отсюда бежать в панике —
перекуси ему ноги.
Попытка открыть дверь успехом не
увенчалось, и мне пришлась нарушить покой хозяина галантным
стуком:
— Эй! Кому тут свежую ведьмину душу?
Зелёная, бодрящая, с перчинкой! Отворяй, не томи, а то другого
покупателя найду!
Живоглот тяжело вздохнул и провёз по
физиономии своей огромной лапищей.
Однако, несмотря на обидное недоверие
моего ситуативного компаньона, дверь довольно быстро отворилась. Но
вместо радушных объятий хозяина путь мне преградила весьма
недружелюбного вида фигура, сплошь состоящая из металла. Вначале я
даже решил, что передо мной робот — один из тех, что описывались в
старой сильно довоенной фантастике, чрезмерно массивный и
неуклюжий, как шагающий сейф. Но первое впечатление было обманчиво,
по ту сторону порога стоял рыцарь. Не имею чести знать, был ли он в
действительности удостоен титула породистой прислуги, однако его
экстерьер недвусмысленно ассоциировался именно со словом «рыцарь».
Чёрные латы укрывали двухметровую антропоморфную фигуру буквально
от макушки до пят. Не поражающие художественной отделкой, они, тем
не менее, выглядели крайне внушительно. Первым, что исторгла моя
фантазия, переварив такую пищу для размышлений, стала живописная
сцена, в которой мой изящный меч со звоном ломается, воткнувшись в
этот чёрный металл. Вторым — ещё более душещипательная сцена, где
два ныне висящих в кожаных петлях топора уверенно и методично
сокращают мой рост.